За порогом шелестел несмолкающий дождь. Холодный ветер трепал дверную завесу, на миг приоткрывая сумрачную улицу, мокрые стены дальних домов, чёрные, лишённые листьев ветви старого дерева над крыльцом. Запах прелой листвы и мокрой земли струился по комнате, брызги дождя блестели на полу.
— Уф, холодно, — Кемина, выглянувшая ненадолго на крыльцо, нырнула обратно, кутаясь в плащ. Весь мех на её хвосте стоял дыбом. Кимея потянулась к тяжёлой зимней завесе, сплетённой из коры, и набросила её на дверь, преградив путь холодному ветру. Настала тишина, шорох дождя уже не долетал в комнату летописцев, и погружённый в задумчивость Рэндальф как будто очнулся и удивлённо посмотрел на дверь.
— Холодно! — покачал головой он. — Надо же… И ливень с самого утра. Думал уже, никогда такого не увижу. Лето-то выдалось… упаси Омнекса!
— М-да… — неопределённо протянула Милена, отрываясь на мгновение от вороха свитков. — Памятное было лето. Ещё немного, кимеи, и летопись нам пришлось бы заканчивать на солнце. Ума не приложу, из чего мы делали бы свитки…
— Точно, — прижала уши Кемина. — Прямо на солнце. Боги его знают, как там живётся, но я думаю — жарковато.
— Кимеи! — Рэндальф, уткнувшийся было в ступку с недотолчёнными кристаллами, встрепенулся и поднял голову. — Кимеи, а где Юс… боги мои, опять забыл…
— Он вернётся, — шевельнула ушами кимея, утонувшая в свитках. — Ещё месяц — и увидимся. Ему сильно досталось этим летом. Не надо было вообще отпускать его в Кецань, такие наблюдения — не для новичков. Я сейчас только смотрю его свитки, и то шерсть дыбом, а он-то вошёл туда первым.
— Упаси Омнекса! — поёжился Рэндальф. — Ты об этом читаешь, Юс это видел, мне, чего доброго, рисовать придётся… а ведь несколько существ устроили это, кимеи, и у них шерсть дыбом не поднялась. Странные бывают существа…
Год Каринкайес. Месяцы Ассави — Элани
Огромная ветка с грохотом обрушилась вниз, на лету рассыпаясь на пылающие обломки. Ветер торжествующе взвыл, раздувая пламя, оно взметнулось к небесам, превратив высоченные стволы в ослепительно-яркие факелы, облака пепла затмили солнце. Раскалённый вихрь накрыл нос корабля, дерево затрещало, плавники выгнулись дугами от нестерпимого жара и задымились. «Остролист», беспомощно хлопающий «крыльями», несло на горящие ветви, и уже поздно было уходить от удара. Борт лопнул с оглушительным треском, корабль опрокинулся, перевернулся через киль и полетел вниз, в вороха догорающих углей, недавно ещё бывших Высокими Деревьями, навстречу огненной погибели…
Речник Фрисс вскинулся, отбросив одеяло, растерянно заморгал, с трудом вспоминая, где он. Немедленно заныла потревоженная спина, и Речник сощурился, шипя от боли и досады. Ожоги на руках уже сошли, оставив пятна красноватой блестящей кожи. Спина ещё болела… судя по всему, и на левую ногу ступать придётся осторожно. Вот же проклятие богов…
Речник сел, осторожно, стараясь не шуметь, спустил ноги с постели. Сквозь щели между стенами и дверной завесой сочился дневной свет. Тяжёлый зимний полог ещё не убрали — Фрисс как раз собирался сделать это перед тем вылетом, и с тех пор ему было не до полога… Речник огляделся ещё раз и растерянно покачал головой — он и не заметил, что постели уже перенесли в летнюю спальню. Похоже, долго он провалялся без чувств… Он попытался подсчитать, сколько дней пролежал, но дни путались в голове, и получалось то очень мало, то несуразно много.
Кесса, свернувшись под лёгким летним одеялом, спала на отдельном ложе, у дальней стены, в обнимку с маленькой золотистой кошкой. В глубине пещеры, устраиваясь в своём гнезде, шуршал крыльями сонный Инмес. Он не выбирался оттуда и в самое жаркое лето, жалуясь на холодный ветер… Фрисс задумчиво усмехнулся и заглянул под край одеяла, свалившегося с постели, а потом поднял его и положил к стене.
Из-под одеяла показалась светло-жёлтая спина огромного кота. Алсаг спал, вытянувшись у ложа, в двух шагах от его головы стояла миска, от которой слегка пахло кислухой. Миска была полна, и никто не прикасался к ней. Фрисс покачал головой и осторожно дотронулся до кошачьего уха.
— Алсаг, — прошептал он. Демон-кот медленно повернул к нему ухо и вскинулся, чуть не перевернув постель. Сонные светло-серые глаза недоверчиво уставились на Речника. Тот усмехнулся и почесал хеска за ухом.
— Фррисс? — вполголоса спросил хеск, тыкаясь лбом в ладонь Речника. Фрисс сполз с постели и выпрямился, перенеся вес на правую ногу. Стоять было можно.
— Алсаг, принеси одежду, — попросил он еле слышно и, прихрамывая, протиснулся между стеной и дверной завесой и встал на пороге, щурясь от яркого света.
Прохладный речной ветер дунул в лицо. Внизу, под обрывом, плескалась и пенилась бурная река, и рёв близкого водопада заглушал шум волн и вопли чаек. В воздухе пахло гарью, кипящей смолой и водорослями… и ещё чем-то горьковатым и очень знакомым. Фрисс изумлённо мигнул и провёл ладонью по глазам. Нет, там, внизу, белела не пена… внизу и здесь, на пороге, путаясь в молодой траве… Хума цвела, роняя тысячи лепестков, её горький запах стелился над берегами Канумяэ, её цветы плыли по волнам и путались в волосах. Фрисс подобрал лепесток, помял в пальцах и поднёс к лицу, всё ещё не веря своим глазам. Значит, уже два месяца он лежит в пещере. Два месяца назад был тот лесной пожар… Но почему тогда так сильно пахнет гарью?!
