— Мама?
— А?
— Мааам!
— Ну что?
— Там во дворе какой-то дядя.
— Что еще за дядя?
Четырехлетняя девочка подошла к кухонному полу и бросила жадный взгляд на кексы, которые покрывала глазурью ее мать.
— Я возьму, мам?
— Не «я возьму», а «можно мне взять?» Ладно уж, когда закончу, разрешу тебе облизать тарелку из-под глазури.
— Ты сделала шоколадные кексы!
— Да, потому что шоколадные твои любимые. А ты моя любимая девочка Эмили, — сказала женщина, подмигивая ребенку. — А еще, — с заговорщицким видом произнесла она, — а еще у меня есть вкусная и красивая посыпка, и мы обязательно посыплем ею глазурь.
Хорошенькое личико Эмили озарила улыбка, которая тут же сменилась озабоченным выражением.
— Но он болеет, мам.
— Кто болеет?
— Дядя.
— Какой еще дядя?
— Во дворе.
Слова девчушки наконец пробились через сидящий внутри каждого родителя защитный фильтр, не пропускающий в мозг бессмысленную детскую болтовню.
— Так во дворе действительно кто-то есть?
Хонор положила покрытый глазурью кекс на блюдо, лопатку — в тарелку и рассеянно вытерла руки кухонным полотенцем, обходя вокруг дочурки и направляясь к выходу.
— Он лежит там, потому что заболел, да?
Эмили прошла вслед за матерью в гостиную. Хонор выглянула в окно рядом с входной дверью, огляделась по сторонам, но увидела лишь зеленую лужайку, спускавшуюся к небольшой лодочной пристани.
За потрепанными досками виднелась почти неподвижная вода протоки, и только парящие над водой стрекозы время от времени проскальзывали над сонной гладью, и она покрывалась мелкой рябью. Бродячий кот, который отказывался воспринимать всерьез попытки Хонор объяснить, что здесь вовсе не его дом, выслеживал в зарослях цинний какую-то невидимую дичь.
— Эм, здесь никого нет…
— Ну вон там, около куста с белыми цветочками, — упрямо настаивала на своем девочка. — Я видела его в окно из моей комнаты.
Хонор подошла к двери, отперла замок, отодвинула щеколду, вышла на крыльцо и посмотрела в том направлении, где виднелся куст гибискуса.
Под кустом действительно был человек. Он лежал лицом вниз, завалившись на левый бок, так что Хонор не могла различить его лица, левая рука мужчины была поднята над головой. Он не шевелился. И ей никак не удавалось разглядеть, вздымается ли грудная клетка незнакомца.
Быстро повернувшись, Хонор торопливо втолкнула дочку обратно в дом.
— Дорогая, сходи, пожалуйста, в мою спальню. Там на тумбочке мой мобильный. Принеси его сюда.
Чтобы не напугать дочку, Хонор старалась говорить абсолютно спокойно. Но как только Эмили скрылась в доме, она почти побежала по влажной от росы траве к лежавшей под кустом неподвижной фигуре.
Подойдя поближе, Хонор увидела, что одежда на мужчине вся в грязи, местами порвана и в некоторых местах заляпана кровью. Потеки крови виднелись и на его выкинутой вперед руке, и на слипшихся в темный комок волосах на макушке.
Опустившись на корточки рядом с мужчиной, Хонор коснулась его плеча, и когда незнакомец застонал, женщина облегченно вздохнула.
— Сэр? Вы слышите меня? Вы ранены. Я позову на помощь!
Мужчина вскочил на ноги так быстро, что Хонор даже не успела понять происходящее, не говоря уже о том, чтобы защититься. Незнакомец действовал стремительно и точно. Левой рукой обхватив Хонор вокруг шеи, правой он приставил револьвер к ее груди в том месте, где заканчивались ребра. Револьвер был нацелен прямо в сердце Хонор, учащенно бившееся от охватившей ее паники.
— Кто еще есть в доме? — спросил незнакомец.
Голосовые связки молодой женщины словно парализовало от ужаса. Она не могла ничего ответить.
Слегка сжав ее шею, мужчина повторил вопрос:
— Кто еще есть в доме?
Потребовалось несколько попыток, прежде чем Хонор, задыхаясь, смогла выдавить из себя:
— Мо… я… до…
— Кто-нибудь, кроме ребенка?
Хонор покачала головой. Вернее, попыталась это сделать, поскольку мужчина стальной хваткой продолжал сжимать ее горло. Испуганная до смерти женщина чувствовала прикосновения каждого его пальца.
Голубые глаза незнакомца были холодными, как лазерные лучи.
— Ну если ты соврала мне…
Ему не пришлось заканчивать фразу, потому что к Хонор вернулся дар речи.
— Я не лгу вам, — почти простонала она. — Клянусь. Мы здесь одни. Не причиняйте нам вреда. Моя дочь… ей всего четыре года. Не трогайте ее. Я сделаю все, что вы скажете, только не надо…
— Мама?
Сердце Хонор сжалось, и она издала звук, похожий на стон беспомощного животного, угодившего в капкан. Она по-прежнему не могла повернуть голову, и ей лишь краем глаза удалось взглянуть на Эмили.
Девочка была всего в нескольких ярдах от них. Светлые кудряшки, обрамлявшие лицо, розовые пальчики ног, выглядывающие из-под цветов, украшавших босоножки, Хонор почему-то показалось, что она похожа на утенка. Эмили сжимала в руках мобильный и с тревогой смотрела на мать.
Хонор вдруг захлестнула волна любви и нежности. И у нее промелькнула мысль, что, возможно, она видит дочь здоровой и невредимой в последний раз. Эта мысль ужаснула женщину, и у нее на глаза навернулись слезы, которые она поспешила смахнуть ресницами, дабы не напугать малышку еще больше.
Она и не подозревала, что у нее стучат зубы, пока не попыталась заговорить.
