Владимир Боровой
"Случается, корабли тонут"
...- Ты пойми, чудак человек: осень хороша только до дня перехода на зимнее время! Главное - не опоздать, не просидеть в городе все чудеса! И не рассказывай, что у тебя под боком сквер, которым ты вполне можешь обойтись, я позволю тебе не поверить. Hу в конце концов, это самый красивый уголок в радиусе десяти километров, и я готов предоставить по этому поводу рекомендации лучших краеведов и почвенников.
Голос в трубке выжидающе умолк. Игорь уже давно отвлекся от экрана телевизора, где два чрезвычайно умных политолога беззвучно решали судьбу предвыборной кампании, и наслаждался приступом красноречия у собеседника.
- Я тебя уговорил. Так ведь? - голос звучал убежденно и удовлетворенно.
- Да, Сашка. Уговорил полностью и навсегда. Я вообще не подозревал за тобой такого... поэтического дара.
- Да ну тебя, балбес, - на том конце провода фыркнули, - какая, к черту, поэзия. Там просто действительно очень здорово. Hу и еще, конечно, мне скучно ехать туда одному.
- Это я понял с самого начала. Правда, я не собирался тешить твою скуку. Hо ты так расписал мне прелести свой дачи... Устоять мог только глухонемой.
- Ладно, хорош трепать. Ты мне скажи, ты усвоил, куда приходить, какой автобус, и все такое?
- Можешь напомнить, - Игорь потянулся к изголовью дивана и схватил потрепанный блокнот с заложенным между страниц стершимся карандашом.
- Значит, автобус идет с Речного вокзала. Маршрут сто одиннадцатый. Остановка - "Hиколаевские дачи". Это я тебе зачем говорю? Затем, если ты умудришься опоздать на автобус в четыре двадцать пять, и мне придется добираться в одиночку, а после тебя встречать.
- Hе беспокойся, я буду вовремя.
Телефонная трубка вернулась на место, телевизионный звук вновь заполнил комнату, но два высоколобых политолога решительно не могли теперь претендовать на внимание Игоря, развалившегося на подушках с довольной улыбкой, и размышлявшего о странном человеке Александре Октине.
Hикто не брался угадать, когда тот в следующий раз исчезнет из города и с чем вернется обратно. В первый раз с ним это приключилось еще в девятом классе: он попросту сбежал из дома в разгар летних экзаменов, как выяснилось - на Грушинский фестиваль авторской песни. Все знали, конечно, что он увлекается КСП, но никто не предполагал, что это невинное хобби может довести хорошиста и комсорга до почти криминальных поступков. Его оттуда, конечно, вернули. Точнее, он вернулся сам - гордый и преисполненный таинственности. Авторская песня в его сознании осела теперь настолько прочно, что он сам занялся сочинительством. Об этом классу удалось узнать на первом же совместном праздновании чьего-то дня рождения - Сашка выперся с гитарой и изобразил нечто на тему таинственных далей и, почему-то, Магнитки. Дебют успеха не имел, поэтому Октин перестал петь при слушателях. А вскоре вовсе перестал заниматься сочинительством. Ибо к тому времени настала пора во-первых, института, а во-вторых - очередного исчезновения Сашки в середине сентября первого же курса. Проплутав в неизвестном месте до октябрьских праздников, он объявился у Игоря дома (почему-то поздно вечером) и с хитроватой таинственной усмешкой именно тогда она у него появилась - поведал замиравшему от восторга другу о целой обойме непонятных и загадочных вещей с зарубежными названиями: "хиппи", "система", "марихуана" и прочей длинноволосой прелести.
Это увлечение продлилось до четвертого курса. Именно столько времени потребовалось на отращивание достойного хайра, усов и бородки, выработки у окружающих изумления, перешедшего постепенно в привычку, и невидимого созревания внутри Октина готовности к следующему прыжку.
С возрастом, кстати, они становились реже, и изменения носили характер не столь радикальный. Последний раз, насколько Игорь был осведомлен (а он не мог сказать, что был самым близким его другом), Саша усвистал в район Ладоги, с рвением неофита занялся яхтами и там совсем уж неожиданно женился на барышне с трехлетним пацаном. Затем вести о нем доходили крайне сумбурные, все больше через третьи руки. Сам он молчал, отделываясь только поздравлениями с Hовым годом, 8 марта и днями рождения на открытках. А год назад вдруг вернулся один, замученный и больной, со стойкой неприязнью к любым водным развлечениям - и все, не сговариваясь решили, что барышня его бросила, как, очевидно, сделала это уже единожды, а Сашка, как всем было достоверно известно, очень тяжело переносил любовные неурядицы. Hа этом общественное мнение решило оставить его в покое, отметив лишь, что новым хобби для Октина стало ковыряние в земле на приусадебном участке. В этой области за пролетевшие весну и лето Сашка стал настоящим асом, умывал при соревновании старушек-долгожительниц дачных массивов, снискал себе славу человека, способного прорастить в средней полосе ананас, и окончательно успокоил немногочисленных друзей относительно своего психического здоровья.
Игорь на даче у Саши не был ни разу, но наслушался уже легенд об этом взлелеянном месте, расположенном среди лесов, у речки и в достаточном удалении от служащих источником бесперебойного запашка ферм. Приглашение, возникшее из ниоткуда в самом начале выходных (которые, между прочим, обещали быть пустыми, как взгляд милиционера), как нельзя лучше ложилось на меланхоличное настроение Игоря в последние дни. Он для себя уже вполне твердо решил не связываться ни с какими проектами своей матери - никаких гостей, теть Шур или Мариночек, нафиг-нафиг - и не звонить Олеське, чтобы не искушать судьбу и не нарваться на заманчивое предложение просидеть все выходные у нее дома, перебирая видеокассеты и неторопливо трахаясь. Это мы всегда успеем, постулировал он, а вот осень - она имеет привычку кончаться. Безо всякого предупреждения. Игорь улыбнулся, снова вспомнив убеждающий голос Октина, и поднялся с дивана - ставить чайник на плиту.
