Афганистан, провинция Нуристан
Горная гряда, двадцать пять километров
от Афгано-пакистанской границы
18 августа 2008 года
— Значит так! — переводя дыхание сказал я — сейчас берете за шиворот этого урода и сваливаете. До точки эксфильтрации пять километров. Рация у вас есть, коды опознания вы знаете, с вертушкой свяжетесь. Пройти эти пять километров надо в максимально быстром темпе — понимаю все — но надо, мужики…
— А вы, товарищ капитан? — сказал кто-то…
— А я остаюсь… — я попытался улыбнуться, но вместо улыбки получилось что-то наподобие звериного оскала — здесь позиция прекрасная, можно не один час духов держать. Ваша задача — закрепиться, обезопасить точку эвакуации, дождаться вертолета, до него еще есть время. Поймите идиоты, что мне одному уйти проще, чем нам восьмерым, да еще с таким грузом. Здесь километрах в двадцати — база международных сил. Туда и пойду.
— Мы остаемся, товарищ капитан. Одному вам духов не сдержать.
— Б…! — я выхватил пистолет, направил на своих бойцов — вы что, совсем страх потеряли!? Мы в боевой обстановке и это приказ, мать вашу! Берете груз и сваливаете, живо! Считаю до трех! Раз!..
Ни говоря ни слова, бойцы оперативной группы «Тень», начали спускаться с перевала. Двое несли груз — связанного по рукам и ногам пожилого человека с длинной седой бородой в простой пуштунской одежде, еще пятеро — рассредоточились в боевом порядке, прикрывая носильщиков, готовые ответить на огонь с любой стороны. Ранены были почти все — но легко, слава Богу, ни одного тяжелого, кого бы пришлось вытаскивать к посадочной площадке на руках. Как бы то ни было — задание мы выполнили. Выполнили, мать вашу!!!
Проводив глазами уходивших бойцов, я начал готовиться к бою. Возможно, последнему… Позиция и в самом деле была хороша — на выходе из ущелья, почти на самом верху неприступной горной гряды, не подойти и не обойти ни с одной стороны. И наверх не взобраться — для этого придется делать крюк не меньше двадцати километров. По таким горам — это сутки, а мне нужно продержаться пару-тройку часов, не больше. Отрезать преследователей от посадочной площадки, создать группе фору по времени. Несколько больших валунов (черт знает, как их сюда занесло) лежали так, что прикрывали стрелка от пуль и гранат с четырех сторон — и в то же время, промежутки между камнями образовывали превосходные, почти естественные бойницы для стрельбы.
Что у меня есть? Винтовка AW Super Magnum калибра.338 Lapua, к ней аж сто семьдесят три патрона. У душков подобного оружия, чтобы мне ответить нет. Двадцать семь я истратил — причем все — по делу. Для предстоящего боя и отрыва от преследования (если повезет) — хватит.
Пистолет-пулемет HK MP7A1 с глушителем и шестью магазинами на сорок патронов каждый. Это — запасное оружие снайпера для ближнего боя. Хотя до ближнего боя доводить нельзя. Нас преследует банда не меньше полутора сотен стволов — причем это не обычные крестьяне, наскоро набранные в горных селениях Пуштунистана как пушечное мясо джихада. Это — лучшие, наиболее опытные бойцы Талибана, в том числе личная охрана Самого. Те, кому удалось остаться в живых после нашего налета. Я прекрасно понимал, что сейчас в этот район стягиваются все наличные силы талибов, которые есть в провинции — и цель у них одна — перехватить, связать боем, не дать уйти живыми ни мне, ни моей группе.
Пистолет Глок 26 с тремя магазинами на десять патронов каждый и легким, коротким, почти невесомым «пилотским» глушителем. Шесть гранат. Это на случай, если все станет уже совсем худо. Оружие последнего шанса. В кармане у меня была еще одна граната — привычка русского спецназа, воевавшего здесь многими годами раньше. Живыми в плен не сдаваться. Не собирался сдаваться и я…
Вот и все.
Что-то тяжелое плюхнулось совсем рядом, я дернулся, доставая пистолет — и увидел Седого. Он залег рядом со мной и сейчас деловито устанавливал свой пулемет к одной из бойниц.
— Какого хрена? — прошипел я — ты что, приказа не слышал? Вали отсюда, да не оглядывайся!
— Пошел ты на…, капитан! — устало сказал он — русские на войне своих не бросают. Русские офицеры — тем более! С операции возвращаются либо все, либо никто — это закон спецназа. И не нам его нарушать.
— Я не русский — напомнил я — и ты это знаешь.
— Ты русский — усмехнулся Седой — у тебя в документах может быть все что угодно написано, но ты все равно русский.
— Какого же хрена ты оставил группу без командования?
— Старый выведет — твердо сказал Седой — он в этих горах ходил, когда ему еще девятнадцать лет было. Пять километров пройти всего осталось — для Старого это детское развлечение. Пройдут.
— Б…, ты понимаешь, что мы, скорее всего здесь ляжем… — устало сказал я — за нами не меньше полутора сотен душков шпарят. А через несколько часов сюда правоверные со всего Афгана сбегутся! Аллахакбары долбанные…
— Один ты и в самом деле ляжешь — согласился Седой — а вот вдвоем, если отбиваться и уходить — это еще вопрос. Я в восемьдесят седьмом из такой же ситуации выскочил. У тебя винтовка на километр-полтора влегкую добивает, если эти черти толпой на прорыв пойдут — я их из ПКМ причешу — мало не покажется. Здесь даже из миномета хер достанешь, если только случайная мина залетит. Через три часа солнце садится, тогда и уйдем, по темноте. В горах в одиночку не ходят, тем более в темноте, сам знаешь. А я все эти горы на собственном пузе излазил, в свое время. Не психуй, капитан, выберемся.
