Спальня в старом фешенебельном отеле на Золотом побережье в городе Сент-Клауд. Думаю, это должен быть отель, похожий на «Гранд-отель» в Монте-Карло, в пальмовых рощах. Стиль – условно мавританский. Основная деталь – огромная двуспальная кровать на переднем плане. Комната затемнена – на окнах шторы. Плетеные стулья и кресла, на латунной цепи висит мавританский светильник. Окна во всю стену выходят на галерею. Дверь ведет в коридор, но стен нет, они только предполагаются. На кровати две фигуры: спящая женщина и бодрствующий молодой мужчина. Он в белых шелковых пижамных штанах. Лицо спящей женщины покрыто черной полумаской без прорезей для глаз. Она тяжело дышит и мечется в постели, – видимо, ее мучают кошмары. Молодой человек закуривает свою первую с утра сигару.
За окном слышны нетерпеливые крики птиц, шелест их крыльев. В коридоре появляется темнокожий официант Флай, несущий две чашки кофе на подносе. Он стучит в номер. Чанс – так зовут мужчину – поднимается, причесывает у зеркала свои редеющие светлые волосы, затем приоткрывает дверь.
ЧАНС: Ах, это ты: Хорошо. Поставь сюда.
ФЛАЙ: Слушаюсь, сэр.
ЧАНС: Смешай бром с водой и принеси мне.
ФЛАЙ (подходит к столику): Руки с утра дрожат?
ЧАНС (передергиваясь после лекарства): Открой немного шторы. Зачем так широко? Я говорю – немного. (При свете дня мы впервые различаем черты его лица. Ему под тридцать, но выглядит он несколько старше, хотя его еще можно назвать необычайно красивым. Слышны звуки колоколов, хор начинает петь «Алилуйю».) Не знал, что сегодня воскресенье.
ФЛАЙ: Да, сэр. Пасхальное воскресенье.
ЧАНС (потягиваясь): Хм-хм.
ФЛАЙ: Поют в епископальной церкви, а колокола звонят в католической.
ЧАНС: Я включу твои чаевые в чек.
ФЛАЙ: Благодарю вас, мистер Уэйн.
ЧАНС: Откуда ты знаешь мое имя?
ФЛАЙ: Я был официантом в Большом бальном зале, когда вы приходили по субботам танцевать с очень красивой девушкой, с дочерью Босса Финли, кажется?
ЧАНС: Я увеличу твои чаевые на пять долларов, если ты навсегда забудешь все, что тебе обо мне известно. Тебя зовут, кажется, Флай? Закрой дверь без шума. (Стук в дверь.) Кто там?
ГОЛОС (за сценой): Джордж Скуддер.
Входит Джордж Скуддер, корректный, делового вида молодой человек с приятной внешностью. Он мог бы быть представителем Торговой палаты, но в действительности он врач, ему лет тридцать семь. Короткая пауза. Флай выходит.
ЧАНС: Как ты узнал, что я здесь?
СКУДДЕР: Заместитель управляющего, принявший вас ночью, позвонил мне и сообщил, что ты вернулся в Сент-Клауд.
ЧАНС: И ты решил прийти и приветствовать меня?
СКУДДЕР: Кажется, твоя дама нездорова…
ЧАНС: Принцессе было ночью дурно.
СКУДДЕР: Тебе удалось подцепить принцессу? (Насмешливо.) Ну-ну.
ЧАНС: Она путешествует инкогнито.
СКУДДЕР: Да уж конечно, раз она тебя таскает за собой.
ЧАНС: Хочешь кофе?
СКУДДЕР: Нет. Зачем ты вернулся в Сент-Клауд?
ЧАНС: В Сент-Клауде у меня мать и девушка. Как поживает Хэвенли, Джордж?
СКУДДЕР: О ней мы поговорим потом. (Смотрит на часы.) У меня мало времени. Через двадцать пять минут мне надо быть в больнице.
ЧАНС: По-прежнему оперируешь?
СКУДДЕР: Я теперь возглавляю клинику… Зачем ты здесь?
ЧАНС: Я слышал, моя мать больна.
СКУДДЕР: Однако ты спросил, как поживает Хэвенли, и не спросил, как поживает твоя мать. Она умерла, Чанс. Две недели назад.
Чанс поворачивается спиной к Скуддеру и идет к окну. На шторах – тени от крыльев птиц.
ЧАНС (опускает шторы и снова оборачивается к Скуддеру): Почему мне не сообщили?
СКУДДЕР: Ты знаешь, почему. За три дня до ее смерти тебе отправили телеграмму в Лос-Анджелес, до востребования. Ответа на нее не последовало. А вторую телеграмму мы послали после ее смерти, в тот же день. Но и на эту телеграмму ответа не было. Твою мать похоронили на церковные деньги на вашем фамильном участке. Правда, не знаю, зачем я это тебе рассказываю, ведь все в городе знают, что тебя ее судьба интересовала мало.
ЧАНС: Как она умерла?
СКУДДЕР: Она долго болела, Чанс, и ты это знаешь.
ЧАНС: Да, она была больна, когда я уезжал в последний раз.
СКУДДЕР: У нее было больное сердце. Но люди не оставили ее, а преподобный Уоккер был с ней ее последние часы.
ЧАНС (зажигает погасшую сигару. Напряженно): Никогда она не знала счастья.
СКУДДЕР: Счастья? Она так этого и не узнала. Повидай священника Уоккера. Боюсь только, его не обрадует встреча с тобой.
