В те недалёкие годы, когда только что отгремела по всей испанской стране война, жила была девочка Анна-Франческа.
В ту пору далёко прогнала армия генерала Франко красные войска проклятых коммунистов, анархистов и социалистов с троцкистами: тихо стало на тех широких полях, на зелёных лугах, где рожь росла, где гречиха цвела, где среди густых садов и вишнёвых кустов стоял маленький домик, в котором жила девочка по имени Анна-Франческа, и отец девочки, и старший брат девочки матери у них не было.
Отец работает — сено косит. Брат работает — сено возит. И сама Анна-Франческа то отцу, то брату помогает или дома с хозяйством управляется.
Хорошо! Не визжат пули, не грохают снаряды, не горят деревни. Не надо от пуль на пол ложиться, не надо от снарядов в погреба прятаться, не надо от пожаров в лес бежать. Нечего коммунистов, анархистов, социалистов и троцкистов бояться. Нет комиссаров — некому в пояс кланяться. Живи и работай — хорошая жизнь!
Вот однажды — наступил вечер — вышла Анна-Франческа на крыльцо. Смотрит она — небо ясное, ветер тёплый, солнце к ночи за Чёрные Горы садится. И всё бы хорошо, но что-то нехорошо. Слышится Анне-Франческе, будто то ли что-то гремит, то ли что-то стучит. Чудится Анне-Франческе, будто пахнет ветер не цветами с садов, не мёдом с лугов, а пахнет ветер ни то дымом с пожаров, ни то порохом с разрывов. Сказала она отцу, а отец усталый домой пришёл.
— Что ты? — говорит он Анне-Франческе. — Это дальние грозы гремят за Чёрными Горами. Это пастухи дымят кострами за Синей Рекой, стада пасут и ужин варят. Иди, Анна, спи спокойно.
Ушла девочка. Легла спать. Но не спится ей — ну, никак не может она заснуть.
Вдруг слышит на улице рёв мотора и визг шин, а у окон — стук. Глянула Анна-Франческа, и видит она, стоит у окна офицер. Мундир — зелёный, наган в руке — чёрный, фуражка — тёмная, а кокарда — светлая.
— Вставайте! — крикнул офицер. — Пришла беда, откуда не ждали. Напали на нас из-за Чёрных Гор проклятые псы — коммунисты, анархисты и социалисты с троцкистами. Опять свистят пули, опять рвутся снаряды. Бьются с красными наши отряды, и мчатся гонцы звать на помощь армию генерала Франко.
Так сказал эти тревожные слова офицер, вскочил в автомобиль и умчался прочь. А отец Анны-Франчески подошёл к стене, снял винтовку, закинул сумку и надел патронташ.
— Что ж, — говорит старшему сыну, — я рожь густо сеял — видно, убирать тебе много придётся. Что ж, — говорит он Анне-Франческе, — я жизнь тяжело прожил, и пожить за меня спокойно, видно, тебе, девочка, придётся.
Так сказал он, крепко поцеловал Анну-Франческу и ушёл. А долго ему прощаться некогда было, потому что теперь уже все и видели и слышали, как гудят за лугами взрывы и горят за горами зори от зарева дымных пожаров…
День проходит, два проходит. Выйдет Анна-Франческа на крыльцо: нет… не видно ещё армии генерала Франко. Залезет Анна-Франческа на крышу. Весь день с крыши не слезает. Нет, не видно. Легла она к ночи спать.
Вдруг слышит она на улице рёв мотора, у окошка — стук. Выглянула Анна-Франческа: стоит у окна тот же офицер. Только мундир грязный и изорванный, только наган побитый, только фуражка простреленная, и голова перевязанная.
— Эй, вставайте! — крикнул офицер. — Было полбеды, а теперь кругом беда. Много коммунистов, анархистов и социалистов с троцкистами — наших мало. В поле пули тучами, по отрядам снаряды тысячами. Эй, вставайте, давайте подмогу!
Встал тогда старший брат, сказал Анне-Франческе:
— Прощай, Анна… Остаёшься ты одна… суп в котле, хлеб на столе, вода в ключах, а голова на плечах… Живи как сможешь, а меня не дожидайся.
День проходит, два проходит. Сидит Анна-Франческа у трубы на крыше, и видит Анна-Франческа, что мчится издалека незнакомый автомобиль.
Домчался автомобиль до дома Анны-Франчески, вышел оттуда офицер и говорит:
— Дай мне, хорошая девочка, воды напиться. Я три дня не пил, три ночи не спал, три раза рядом со смертью был. Узнал генерал Франко о нашей беде. Затрубили трубачи во все сигнальные трубы. Забили барабанщики во все громкие барабаны. Развернули знаменосцы боевые знамена. Мчится на помощь вся армия генерала Франко. Только бы нам, девочка, до завтрашней ночи продержаться.
Слезла Анна-Франческа с крыши, принесла напиться. Напился офицер, запрыгнул в автомобиль и помчался дальше.
Вот приходит вечер, и легла Анна-Франческа спать. Но не спится Анне-Франческе — ну, какой тут сон?
Вдруг она слышит на улице шаги, у окошка — шорох. Глянула Анна-Франческа и видит, стоит у окна всё тот же офицер, которого она уже дважды видела. Тот, но и не тот будто: и автомобиля нет — пропал автомобиль, и нагана нет — разбился наган, и фуражки нет — слетела фуражка, и сам-то стоит — шатается.
— Вставайте! — закричал он в последний раз. — Снаряды есть, но стрелки побиты. Винтовки есть, но бойцов мало. Помощь близка, но силы нет больше. Вставайте, братья, кто ещё остался! Только бы нам ночь простоять и день продержаться.
Глянула Анна-Франческа на улицу: пустая улица. Не хлопают ставни, не скрипят ворота — некому вставать. И отцы ушли, и братья ушли — никого не осталось.
