У перевоза через широкую реку, что вздулась после недавнего ливня и вышла из берегов, спал в своей лачуге перевозчик, притомившийся за день от тяжелой работы. Среди ночи его разбудили громкие голоса; он понял, что это путники, которым надо на тот берег.
Он вышел из хижины и увидел, как над стоящей на привязи лодкой реют два больших блуждающих огня. По их словам, они очень спешили переправиться на тот берег. Не мешкая, спустил старик лодку на воду и со свойственным ему умением стал грести наперерез течению, а его пассажиры меж тем шушукались и шептались на неведомом ему языке, то и дело громко чему-то смеясь и весело прыгая туда и сюда: с бортов лодки на скамью, со скамьи на дно и снова на борт.
— Эй вы, непоседы! — крикнул старик. — Лодку качает, если вы не уйметесь, она, того и гляди, перевернется. Сидите смирно!
В ответ на эти слова они расхохотались, высмеяли старика и запрыгали пуще прежнего. Перевозчик не рассердился на озорников и немного погодя причалил к берегу.
— Вот вам за труды! — крикнули его пассажиры и принялись прыгать и отряхиваться, и тут в сырую лодку посыпались золотые монеты.
— Ради всего святого, что вы делаете! — крикнул старик. — Погубить меня хотите? Река не терпит этого металла. Упади хоть один золотой в воду, она разбушуется, подымутся огромные волны и погубят меня вместе с лодкой. Неизвестно, как бы туго тогда вам пришлось; забирайте скорей обратно свое золото.
— Мы не можем забрать обратно то, что вытряхнули, — возразили они.
— Так, выходит, мне из-за вас еще и трудиться придется: собрать все червонцы, отвезти на берег и зарыть, — сказал перевозчик и тут же нагнулся и стал подбирать в шапку червонцы.
Блуждающие огни выпрыгнули из лодки.
— А плата за переезд где? — крикнул старик.
— Кому золото не нужно, пусть работает даром! — крикнули в ответ блуждающие огни.
— Вы должны знать, что за переезд мне платят только плодами земли.
— Плодами земли? Да мы их презираем, даже не отведали ни разу!
— И все же я не могу отпустить вас, пока вы не пообещаете дать мне три кочана капусты, три артишока и три крупные луковки.
Блуждающие огни хотели уже отшутиться и улизнуть, да не тут-то было, они почувствовали, как непонятно почему вдруг словно приросли к земле. Такого неприятного ощущения они никогда еще не испытывали. Вот они и пообещали в ближайшие же дни выполнить его требование; он отпустил их и оттолкнулся от берега.
Лодка была уже далеко, когда огни крикнули ему вдогонку:
— Старик, эй, старик! Послушайте! Мы забыли самое главное!
Старик уехал и не услышал их зова. Он плыл вдоль берега вниз по течению, к недоступным для волн горным склонам, где надумал отделаться от опасного золота. Там среди высоких скал он нашел глубокую расселину, сбросил в нее червонцы и поплыл к своей лачуге.
В этой расселине жила красивая зеленая змея; проснувшись от звука падающих монет и увидя светящиеся кружочки, она тут же с жадностью накинулась на них и проглотила, а затем, внимательно осмотрев все кусты, все трещины в скалах, отыскала и те золотые монеты, что попали туда.
Не успела она их проглотить, как с великой приятностью почувствовала, что они тают у нее внутри и растекаются по всему телу, и, к вящей своей радости, заметила, что сама стала прозрачной и вся светится. Давно уже уверяли ее, будто подобное явление возможно, однако она сомневалась, сколь продолжительным может быть такое свечение, и посему, побуждаемая любопытством и желанием получить уверенность на будущее время, выползла из расселины, дабы выяснить, кто выбросил в пропасть такое чудесное золото. Она не нашла никого; но как же приятно было ей, проползая среди трав и кустов, любоваться на себя и на тот прелестный свет, который она озаряла молодую зелень. Листья казались смарагдами, а цветы дивно светились. Напрасно исползала она дикие скалы, так никого и не найдя; как же зато вспыхнула в ней надежда, когда, взобравшись наверх и оглядевшись, она завидела вдали какое-то сверкание, похожее на тот свет, что излучала сама. «Неужели я наконец обрела себе подобных!» — воскликнула она и поспешила туда. Невзирая на трудности, переползала она через болота, пробиралась сквозь заросли тростника, ведь хотя всего отрадней была ей привычная жизнь на сухих горных лугах или в расселинах высоких скал, хотя всего охотнее лакомилась она душистыми травами, утоляла жажду вкусной росой и прохладной родниковой водой, все же ради милого ее сердцу золота, ради надежды сохранить навсегда обретенное ею великолепное сияние она согласна была на все, что бы от нее ни потребовалось.
Изнемогая от усталости, добралась она наконец до сырой низины, поросшей осокой, где весело плясали уже знакомые нам блуждающие огоньки. Она устремилась к ним, поздоровалась и выразила свою радость от встречи со столь приятными господами, да к тому же еще ее родичами. Оба огонька, носясь, чуть касались змеи, перепрыгивали через нее и, как обычно, смеялись.
— Любезная сестрица, — сказали они, — пусть вы и принадлежите к линии горизонтальной, это значения не имеет. Мы, правда, родня, но только по мерцанию, вот поглядите (тут оба огня в ущерб полноте погнались за высотой и принялись что было сил вытягиваться и вытягивались до тех пор, пока не стали длинными-предлинными и даже заострились), видите, как нам, представителям вертикальной линии, к лицу стройность и высокий роет. Не в обиду вам, голубушка, будь сказано, какая другая фамилия может похвалиться тем же? С той поры как мы, блуждающие огни, существуем, ни одна из нас ни разу не присел и не прилег.
