Я мельник и с этим уже ничего не поделаешь. Всю жизнь я занимаюсь тем, что перемалываю зерно в муку. Ну, а на всех наших мельницах, как и полагается, водятся, сами знаете, кто. Правильно – черти, лешие и прочая всякая нечисть. Куда ж без нее. Кто-то же должен тяжеленные жернова крутить. Правда в книжках пишут, что этим занимается вода и ветер, ну, а их кто на мельничные колеса гонит. В общем, дорогой мой читатель, тебе и так все понятно. Как и у всякого человека, не мало, повидавшего на своем веку, есть у меня хобби. Нет, я не коллекционирую марки или монеты, и не строю макеты знаменитых кораблей. Я обожаю историю, любую, и Древний Рим с древней же Грецией и Рюриковичей, ну и само собой всю трехсотлетнюю династию Романовых.
Вот сижу, я как-то теплым летним вечерком у себя на мельнице. Любуюсь через открытое окошко дивным закатом, мечтаю о новом помоле. Что бы значит, мука получилась еще лучше, а следовательно хлеб из нее еще вкуснее и душистее. Вдруг слышу вопль нечеловеческий, аж в ушах зазвенело. Отбросил я, быстренько, мечты свои красивые и бегом к жерновам. И точно, застрял этот, сами знаете кто, с рогами и копытами меж жерновов еще минута-другая и предстанет он перед своим создателем в самом, что ни на есть раздавленном виде. Ну, вытащил я его оттуда, избавил, выходит от смерти лютой, не человеческой. Хоть тварь не нашего рода-племени, а все же живое существо. Тем более издревле рядом с нами, с людьми обитает. Сидит, значит, весь помятый, пятачком шмыгает. В себя приходит. Отдышался и говорит.
– «Не буду я тебя за свое спасение благодарить. Не принято у нас понимаешь, людям благодарности делать. Не по – нашему, это. Ты уж не обессудь. Я вот погляжу, ты историю дюже любишь, ну так я тебе одну историю поведаю, про твоих Романовых. Узнаешь, как оно было на самом деле».
Всю ночь, он мне про царские дела рассказывал, ну а я тайком на диктофон записал. А затем на бумагу перенес. Вот так эта книжка на свет и появилась. Еже ли, я там, чего от себя присочинил, так ты читатель, не обессудь. Я же мельник, мне можно.
«Минутным гостем, ангелу подобным,
блеснувшим на земле, но не земли жильцом».
П. А. Вяземский
Купцы, мужики и служивый люд сняв шапки и запрокинув головы, смотрели на праздничный салют и считали артиллерийские залпы. Их было много, очень много. Над площадью загремело многоголосое «Многие лета». «Сын родился!» «Наконец-то мальчик родился» раздавалось со всех сторон.
– Благодать будет. Царь батюшка расстарается. Обещал
по такому поводу долги выборочно простому люду погасить. Говорят, глашатые на площадях кричали, что столичному населению; между прочим, Августейшие родители пожертвовали 20000 рубликов для выкупа неоплатных должников и раздачи пособий беднейшим жителям обеих столиц. Из трактира половые вышвырнули на площадь очередного забулдыгу, в стельку пьяного и орущего, во всю глотку непотребные слова. Одетый во все черное, пьяница шлепнулся прямо под ноги проходящего мимо господина в костюме, сшитом по последней моде.
– Прошу с меня простить. Это я нечаянно с.
– Глядя с низу вверх, произнес забулдыга.
– Я это с горя принял, а они меня значит взашей. Я же все чин по чину расплатился. Я же это, без долгов. А они меня значит на улицу. Рожа моя им, видите – ли не по нраву. Говорят, я им черта напоминаю, так может быть, я он самый и есть. Мне же виднее, кто я есть на самом деле. А выпил исключительно с горя. Они же не знают, перед кем мне ответ держать. Перед самим! – Забулдыга икнул и беспомощно опустил голову. Господин в модном костюме наклонился. Он, без всяких усилий, поднял лежащего и перчаткой отряхнул с него дорожную пыль.
– Эх, ты «Тринадцатый», не умеешь ты достойно проигрывать и не умел никогда. Помнишь, когда у императора первый ребенок – дочка Александра родилась, я же в кабак, не побежал, горе свое горилкой заливать, а смиренно сидел и ждал своего часа.
– «Иннокентий! Ты что ли? Не признал, счастливым будешь!» – Собеседник опять икнул.
– «Так ты уже сейчас счастливый и есть. Небось, награду
от своего начальства получишь или там повышение по службе. А мне горемыке, опять выволочка, предстоит. Да еще к котлам запросто отправить могут. А там, у котлов, жар, как в аду. Ну, что я тебе говорю, сам все знаешь. Пойдем лучше выпьем, я с горя, ты с радости. Пойдем! Я угощаю!»
– «А пойдем» – с вызовом ответил Иннокентий.
– «Выпьем, только не здесь. Тут слишком шумно. Я знаю
тихое местечко». Подхватив «Тринадцатого» под локоть Иннокентий щелкнул каблуками и они мигом исчезли с площади. раздался очередной залп, народ по-прежнему задрав головы смотрел в небо. Никто их исчезновения не заметил. Двое мужчин сидели в небольшом трактире на берегу залива. Им принесли хорошего французского вина и сырную тарелку. Народу было не много, все чинно сидели, каждый за своим столиком, никто не кричал, ничего не требовал. Музыкант в углу играл на скрипке какую-то популярную мелодию. И то сказать Европа, это вам не лапотная Россия.
– «Видишь того мужика, что прогуливается по берегу и
