Для первых исследователей это название обозначало огромную безлюдную, негостеприимную, почти безводную пустыню. Деревья здесь усеяны колючками, а иссохшая, покрытая трещинами красная земля источала зной. На рубеже нашего века Цаво внушал страх. Именно в этих местах львы-людоеды задерживали работы на строительстве железной дороги, наводя ужас на сотни индийских рабочих. То был воистину далекий и опасный край земли.
Для приезжего Цаво сегодня всего лишь полоса земли, поросшая бесформенным, не вызывающим интереса кустарником, где дарит мучительная жара. Это такое место, которое хочется скорее оставить позади на пути к побережью, радующему глаз сочной зеленью.
Но тот, кто возьмет на себя труд приглядеться внимательнее, увидит в Цаво очаровательный, нетронутый уголок природы, где нашло приют великое множество видов млекопитающих, как крупных, так и мелких. По богатству же птичьего мира Цаво не имеет равных во всей Африке. Цаво полон ботанических загадок. Это родина древовидной акации, дающей ароматическую смолу, из которой изготовляются ладан и библейская мирра. Здесь растет гигантский баобаб, самое экзотическое из всех экзотических деревьев, а также несколько видов акаций, один из которых знаменит тем, что из него добывается гуммиарабик. Встречаются прекрасные тамаринды с их терпкими плодами и много других, менее примечательных, но не менее интересных видов кустарников и деревьев.
Цаво — земля разительных контрастов. Здесь подолгу длится сухой сезон, когда деревья теряют листву, стоят обнаженные, погруженные в спячку и молят о дожде. Но стоит начаться сезону дождей, как лопаются почки, чуть ли не за одну ночь деревья и кустарники покрываются листвой, а вьющиеся растения опутывают их сверху донизу, спускаясь с ветвей до земли, превращая поросль в непроходимую стену зелени. Зелень — густозеленая, изумрудная, салатная. Буйство зелени таково, словно сама природа, так долго тосковавшая по ней, всю свою фантазию излила в зеленом цвете.
Там, где только недавно была спаленная зноем земля, теперь расстилается сплошной ковер цветов, поразительных по своей красоте, изяществу и богатству красок. Воздух напоен их пьянящим ароматом, его наполняет неумолчный гул множества насекомых и пение птиц.
Бесплодная пустыня мгновенно превращается в рай. В этом очарование Цаво.
Для нас, которым выпало счастье жить здесь, в Цаво, Национальный парк стал домом, ибо мой муж Дэвид вот уже шестнадцать лет возглавляет его восточный сектор. Цаво — это наш край, и мы не сменяем его добровольно ни на что другое на свете, ибо давно им околдованы.
Парк занимает около восьми тысяч квадратных миль и расположен примерно посередине между городами Момбаса и Найроби. Административно Цаво делится на Западный, лежащий к западу от железнодорожной магистрали, и Восточный, подведомственный Дэвиду, площадью около пяти тысяч квадратных миль. Восточный Цаво — это плоская, сухая равнина, где протекают только две непересыхающие реки — Цаво и Ати; они сливаются на территории парка и образуют реку Галану. Растет здесь главным образом древовидная акация. Часть парка южнее Галаны открыта для туристов, которые могут попасть сюда через любой из трех главных въездов. Здесь сооружены плотины, сохраняющие воду в любое время года, а для туристов построена удобная гостиница. Специальные знаки указывают направление ко всем достопримечательностям парка, устроены также смотровые площадки, откуда туристы могли бы любоваться красотами природы. Внушительные административные здания главной квартиры разместились на одном из немногочисленных холмов парка. Здесь находятся мастерские, конторы, магазины, лаборатория, оружейный склад, лесничество, удобные и красивые дома смотрителей.
Но все это появилось сравнительно недавно. Когда в 1946 году было принято решение о создании парка и линии на карте очертили границы территории, где не было ничего, кроме кустарника, сюда послали Дэвида с заданием создать зону, которая привлекала бы туристов. В помощь ему дали Билла Вудли, грузовик и нескольких рабочих-африканцев.
Дэвид поднялся на холм Мазинга, где теперь стоит наш дом, и перед ним открылась бескрайняя равнина, поросшая, насколько хватало глаз, низкорослым кустарником. Теперь — это его земля. Но с чего начинать, ему было совсем неясно.
В прошлом сюда мало кто забредал, разве что немногие путешественники да охотники. Это было безлюдное, пользующееся дурной славой место. Но в свои двадцать восемь лет Дэвид уже имел за плечами шесть лет службы в рядах колониальных войск, где он в годы войны дослужился до звания майора. Кроме того, Дэвид два года работал на ферме и три года вел жизнь профессионального охотника. Этих знаний и опыта ему хватило, чтобы буквально из ничего создать парк.
Прежде всего надо было изучить местность: найти и освоить естественные водоемы и родники, наилучшие охотничьи угодья; решить, где проложить туристские маршруты и расположить управление парком. Дэвид и Билл Вудли осваивали эти суровые места вдвоем. Часто они передвигались пешком и ночевали под открытым небом. Много труда положили, прокладывая дороги для выносливых машин, доставлявших охотников и их поклажу. Пот не просыхал на теле и очень часто им приходилось залезать на деревья или на термитники для того, чтобы взглянуть поверх плотной стены кустарниковых акаций и наметить направление дальнейшего движения. Они обследовали долину пересыхающей реки Вои, ложе которой наполняется водой только в периоды дождей, и проникли в глубинные районы за рекой. Они вышли к знаменитым теперь скалам Муданда и стали первыми свидетелями незабываемого зрелища, которым впоследствии любовались тысячи туристов, когда сотни слонов пили воду, купались и резвились внизу в заводи, не подозревая, что за их играми следят люди.
