По некоторым, достаточно важным причинам выставленная кличка должна заменять собственное имя моего героя – если только он годится куда-нибудь в герои.
Если бы я не опасался выразиться вульгарно в самом начале рассказа, то я сказал бы, что Шерамур есть герой брюха, в самом тесном смысле, какой только можно соединить с этим выражением. Но все равно: я должен это сказать, потому что свойство материи лишает меня возможности быть очень разборчивым в выражениях, – иначе я ничего не выражу. Герой мой – личность узкая и однообразная, а эпопея его – бедная и утомительная, но тем не менее я рискую ее рассказывать.
Итак, Шерамур – герой брюха; его девиз – жрать, его идеал – кормить других; в этом настроении он имел похождения, достойные некоторого внимания. Я опишу кое-что из них в коротких отрывках: это единственная форма, в которой можно передать что-нибудь о лице, не имевшем никакой последовательности и не укладывающемся ни в какую форму.
Начинаю с того самого случая, как он показался первому человеку, который обнаружил в нем нечто достойное наблюдения.
Летом 187* года в Париж прибыл из Петербурга литературный Nemo.[1] Он поселился в небольшой комнатке, против решетки Люксембургского сада, и жил тут тихо и смирно несколько дней, как вдруг однажды входит к нему консьерж и говорит, что пришел «некто» и требует, чтобы monsieur вышел к нему – на лестницу.
Nemo имел основания не любить таинственности и с неудовольствием спросил:
– Кто это такой и что ему нужно?
– Я думаю, это некто из ваших, – отвечал француз.
– Это мужчина или женщина?
– Во всяком случае мне кажется, что это скорее мужчина.
– Так попросите его сюда.
– Да, но мне кажется, что ему неудобно войти.
– Разве он пьян?
– Нет; он… раздет.
На узенькой спиральной лестнице с крошечным окном в безвоздушный канал, образовываемый тремя сходящимися острым углом стенами, стояла очень маленькая, но преоригинальная фигура. Первое, что бросилось в глаза Nemo, были полудетские плечи и курчавая голова с длинными волосами, покрытая истасканною бандитскою шляпою.
Сначала казалось, что это костюмированный тринадцати– или четырнадцатилетний мальчик, но чуть он оборотился, вид изменился: перед вами прежде всего два яркие, черные глаза, которые горят диким, как бы голодным огнем, и черная борода замечательной величины и расположения. Она заросла по всему лицу почти под самые глаза и вниз закрывает грудь до пояса. Такую бороду, по строгановскому лицевому подлиннику, указано писать только преподобному Моисею Мурину, вероятно ради особенности его мадьярского происхождения и мучительной пылкости темперамента этого святого, которому зато и положено молиться «от неистовой страсти».
Nemo подошел к незнакомцу и спросил:
– С кем я имею честь…
– Никакой нет чести, – отвечал незнакомец не натуральным, а искусственным баском, как во время оно считали обязанностью хорошего тона говорить кадеты выпускного класса. Nemo понимал некоторый толк в людях и сам переменил манеру.
– Что же вам надо? – спросил он гостя.
– Имею дело.
– Так войдите в комнату.
– У вас нет никого?
– Никого.
– Могу.
И незнакомец пошел за хозяином важно и неспешно, переставляя свои коротенькие ножки, а когда взошел, то сел и, не снимая шляпы, сейчас же спросил:
– Нет ли у вас работы?
– Работы!
– Да, нет ли у вас какой работы?
– Да какая же у меня работа?
– Разве я знаю, какая?
– Вы мастеровой?
– Нет, не мастеровой, а мне говорили, что вы романы пишете.
– Это правда.
– Так я переписывать.
– Но теперь я ничего не пишу.
– Вот как! Значит – сыты.
Он встал и, немного насупясь, добавил:
– А деньги есть у вас?
Хозяин невольно посторонился и спросил:
– Что это значит?
– Значит, что я три дня не жрал.
– Сколько же вам нужно?
– Мне нужно много, но я у вас хочу взять два франка.
– Извольте.
Турист опустил руку в портмоне и подал своему гостю пятифранковую монету.
– Здесь больше, – сказал тот.
– Это все равно.
– Да, разумеется, – вы сдачи получите.
С этим он завернулся и вышел тем же ровным шагом, с тою же неизменною важностью. Во время разговора можно было видеть, что у него некрепко держатся рейтузы и под блузою нет рубашки.
Nemo рассказал историю землякам: те сразу узнали.
– Это, – говорят, – Шерамур.
– Кто он?
– Неизвестно.
– Во всяком случае он русский.
– О да! русский, у него какая-то таинственная история.
– Политическая?
– Кто его разберет! но, кажется, политическая.
– По какому делу он сюда сбежал?
– Право, не знаю, да и знает ли он сам об этом – сомневаюсь.
– Он не сумасшедший?
– Разве с точки зрения доктора Крупова.
– И не плут?
– Нет, он по-своему даже очень честен: да вот вы сами в этом убедитесь.
– Каким образом?
– Он занял у вас денег?
– А вы почему так думаете?
– Если он приходил, значит или долг принес, или умирает с голоду и в долг просит.
– Я ему очень мало дал.
– Все равно: он принесет.
– Я этого вовсе не требую.
– Мало ли что! А вы если хотите у него заискать, то сведите его пожрать.
– Он не обидится?
– Нимало; он человек натуральный; только не ведите в хорошее место: этого он терпеть не может, а куда-нибудь погрязнее.
На другое утро спит Nemo и слышит:
