«Самым большим доказательством существования разумной жизни во вселенной является тот факт, что с нами до сих пор никто не попытался связаться»
Уже второй день плотной стеной шёл дождь, заливая улицы и дороги, стуча в каждое окно и барабаня по крышам. Каждому, кто смотрел на небо, на мгновение чудилось, что оно плачет, бессильно изливая потоки слёз. Редкие прохожие спешили скорей добраться до дома, лишь бы прекратилось это ощущение тупой безысходности, сквозившее в воздухе. Некоторое недоумение вызывала хрупкая фигурка невысокой темноволосой девушки лет 17–18, насквозь промокшей и, казалось, не замечающей этого. Она медленно шла, озираясь по сторонам и заглядывая в лицо то одному, то другому встречающемуся на ее пути человеку, словно стараясь найти что-то. Люди поспешно отворачивались, ощущая себя неуютно под пронизывающим взглядом.
Одна, загруженная сумками и деловито спешащая домой старушка, вылетев из-за угла, столкнулась с девушкой и грубо крикнула, с расчетом, чтобы ее вопли были слышны в радиусе десяти метров:
— Совсем обкурилась! Не видишь, куда прёшь?
Девушка с трудом сфокусировала взгляд пронзительных серых глаз на окликнувшей её женщине.
— Тьфу, окаянная, — плюнула с досады старушка, поеживаясь под внимательным взглядом странной девицы. И, прежде чем уйти, она пробормотала, стараясь скрыть неловкость:
— Ходят наркоманы всякие. Такая молодая, а уже ни стыда, ни совести!
Девушка стояла на месте, бездумно теребя ремень матерчатой сумки, перекинутой через плечо. Спустя некоторое время она побрела дальше, склонив голову. На вопрос, куда и зачем движется, она не смогла бы ответить: все смазалось в воспаленном сознании. Девушка казалась себе безнадёжно застывшей на месте — будто не она шла, а улицы и дороги бесконечной чередой сами пролетали сквозь неё.
Девушка с трудом припоминала события последних дней, мелькавшие осколками битого стекла, прикосновение к которым вызывает нестерпимую боль. Зажмурившись, она молила неизвестно кого прекратить это беспорядочное мельтешение…
— Уходи и не возвращайся больше. Ты меня разочаровала. Ты не оправдала затраченных на тебя усилий, — равнодушно говорил мужчина с льдисто серыми глазами, глядя на застывшую перед ним девушку.
— Почему?! Отец, за что? Я добилась успехов во всем, что ты требовал. Я опережаю своих сверстников по многим показателям, — и словно в отчаянии закричала. — Наставники отмечают мои достижения!
— Думаешь этого достаточно? Избавь меня от своих эмоций — они неуместны, — и, посмотрев на застывшую дочь с едва заметным отвращением в глазах, мужчина вновь нацепил непроницаемую и безупречную маску, добавив. — Если в течение часа ты не покинешь дом, я прикажу охране выкинуть тебя вон.
Уже несколько позже, спешно собирая вещи, девушка лихорадочно размышляла. Нет, она никогда не питала иллюзий насчёт отцовской любви. И, признаться, сама кроме страха, да порой безотчётного ужаса не испытывала к нему других чувств…
Мне 10 лет. Я стою среди небольшой группы людей и с недоумением гляжу на лакированный гроб, в котором лежит, не шевелясь, моя мамочка. Почему она не встанет и не заберёт меня отсюда? Мне так страшно и одиноко, но я не плачу. Мама всегда говорила, что нельзя показывать слабость другим. А потом с кривой усмешкой добавляла: «Ведь гордость — это последнее, что у нас есть». И, привычно натыкаясь на мой растерянный взгляд, смеялась, после чего, взъерошив мне волосы, ласково добавляла: «Улыбнись, котёнок!». Я послушно улыбалась, вытирая слёзы. Мне ведь не хочется огорчать мою мамочку, она так страшно кашляет в последнее время.
Мама меня очень любила и всегда рассказывала много интересного. Показывала, как сделать, чтобы цветочки росли быстрее, как убрать тучки, закрывающие солнышко и многое другое. Память у меня была просто удивительной — я схватывала все на лету. Увидев или услышав что-то хоть раз, могла припомнить любую мелочь. Давность произошедшего не имела никакого значения. Во многом благодаря этому мое обучение продвигалось столь стремительно. Старушка-соседка прозвала меня «бесовским отродьем». Я только смеялась. Мама дозволяла мне почти всё, прося лишь умолчать о наших занятиях, да о моих необычных способностях.
И только сейчас, смотря на неподвижную мамочку, вдруг понимаю, что её больше нет. Вздрогнув от чужой холодной ладони на моём плече, нерешительно оборачиваюсь и замечаю подле себя незнакомого мужчину. Его отливающие сталью глаза заставляют меня испуганно замереть на месте.
— Это твой отец, деточка. Он заберёт тебя с собой, — преувеличенно ласково говорит наша соседка, радуясь, что можно переложить заботу о чужом ребёнке на плечи так внезапно объявившегося родителя.
Забываю дышать от пронзившего меня ужаса. Боюсь даже смотреть в эти глаза, наблюдающие за мной с любопытством биолога, который заметил новую интересную букашку. И отчётливо осознаю, что предо мной смертельно опасный хищник, лишь для понятных ему одному целей берущий меня к себе.
Теперь понимаю, что точность, с которой я оценила ситуацию, была поразительна для ребенка. В тот момент мне было страшно, но я решила не показывать этого, ведь мама всегда учила меня быть сильной, несмотря ни на что…