Раннее утро 15 июня 2045 года выдалось прохладным. Ещё полностью не рассвело, но люди в столице уже не спали. Кто-то ехал на работу, кто-то эту работу уже выполнял. Проехала машина коммунальных служб, разбрызгивая моющую смесь из носовых форсунок и с шумом засасывая её вместе с растворенной грязью специальным соплом, расположенным между колесами. Слегка уставший водитель, окинул ленивым и равнодушным взглядом стройную девушку, одетую в полуспортивный темный костюм, сидящую за столиком ещё закрытого летнего кафе. Компанию этой девушки, в виде крепкого мужчины сидящего за тем же столиком, он не удостоил и взгляда. Кроме коммунальной машины утреннюю тишину этого переулка ничто и никто не нарушал. Город уже проснулся, шумел, сигналил, переговаривался. Но эти звуки не достигали расположенных слегка в стороне от оживленных маршрутов столиков ещё закрытого летнего кафе.
Город проснулся, готовясь к новому дню. Обычному, рядовому дню обычной рядовой недели обычного рядового года. Ничто в облике города, который открывался сидящим за столиком людям, не напоминало, что чуть меньше месяца назад, примерно в это же время произошла трагедия, сломавшая судьбы огромного количества людей. Судьба отца присутствующей здесь девушки была одной из них. Как и судьба девушки.
— Время! — обратился крепкий мужчина к своей спутнице, — координаты я проверил, высоту поверхности выставил.
Мужчина кивком указал на металлический плоский диск диаметром около пятнадцати сантиметров и толщиной около сантиметра, лежащий практически в центре легкого пластикового стола. И на прибор, лежащий рядом.
— Хорошо. Ждем, — голос девушки был тихим, уставшим и почти безжизненным.
— Ты ему веришь, Полина? — видно, что мужчина задал вопрос не для того, что бы чем-то занять паузу и разбить неловкую тишину момента.
— Это не важно. Хуже не будет, а лучше может, — голос девушки на секунду дрогнул, скрывая проступившие эмоции, — ему нет никакой выгоды меня обманывать. И подставлять.
Мужчина покивал головой, соглашаясь. Через пару секунд раздался легкий хлопок и на поверхности металлического диска появились несколько вещей. Три тонкие серебристые пластины прямоугольного сечения, соединенные невесомой проволокой и красивый массивный браслет из розового металла.
— Твою мать! — мужчина, заворожено наблюдая за предметами, которым тут было не место. Ругательства, которыми проносились в его голове, были непередаваемы, — он это сделал! Вот ведь упертый идиот! Но неужели он не понимает, к чему это приведет?
— Не важно! — припечатала девушка, одевая браслет на руку и аккуратно собирая пластины, стараясь как можно меньше замять проволоку их соединяющую, — если это поможет спасти отца, то всё остальное не важно. Это из-за них он в таком состоянии. И если ничего не сделать — он умрет. Он — последний родной человек, который у меня остался. И если он умрет — я их всех утоплю в крови!
— Пила, пойми, тебя же не выпустят, когда поймут, что ты сделала! — мужчина ещё раз попытался образумить девушку, — а если поймут, ЧЕМ ты это сделала, я вообще боюсь представить, что будет!
— Плевать. Если это спасет отца. Поехали в больницу, Беркут. Я посплю по дороге, — и, вспомнив её обычный с тех пор кошмар, как в серой дымке, кажущееся пепельно-белым, лицо её отца падает на стол и черная кровь слегка блестит дорожками на его щеках, добавила, — постараюсь.
С того памятного утра 18 мая, когда в течение трех минут погибли почти восемнадцать тысяч человек, прошла неделя. Неделя истерик, расследований, громких скандалов и отставок. Сформированные по прямому распоряжению первого лица государства комиссии рьяно взялись за расследование. Ещё не успели потушить все пожары и разгрести все последствия чрезвычайного происшествия. Ещё не успели разобрать завалы и извлечь все тела погибших. Ещё не успели подсчитать и оценить.
Но серьезные люди с серьезными лицами, серьезными полномочиями и серьезными группами поддержки и охраны посещали все места наибольших разрушений. Места, где большегрузы сходили с трассы и таранили дома, места, куда рухнули несколько самолетов, только вылетевших из ближайшего аэропорта или собирающихся садиться — те места, где слепая судьба прервала жизни людей жестоко, прилюдно и громко. Посещали, перед камерами выслушивали доклады людей, работающих на этих площадках. Отрывали специалистов, парализуя всю работу и отдаляя тот момент, когда все завалы будут разобраны и все тела извлечены. Ведь нет ничего важнее работы комиссии! Истина должны быть установлена! Виновные найдены и наказаны!
Этим событиям было посвящено почти всё эфирное время основного государственного канала, который я был вынужден теперь смотреть целыми днями. А то время, которые не было посвящено этой трагедии напрямую, было посвящено ей косвенно.
Среди погибших были те, чьё сознание в момент трагедии, посредством шлема ВР было загружено в аватары на Айне. Тела на Земле погибли. И возвращаться им стало некуда.
Первые робкие недоуменные вопросы вида «что произошло?», «почему я не могу выйти из игры?» сменились прострацией, когда знакомые, увидев трансляцию новостей и опознав дом, на который упал самолет, как дом своего друга/подруги и, связавшись в ними, услышали недоуменное: «Да? А что случилось? Я играю в Айну», которая переросла в волну психоза, когда таких: «почему я не могу выйти из игры?», стало очень много. Распространению этой волны психоза попытались помешать, заблокировав каналы связи. Но сделано это было с небольшим, но таким важным, опозданием.
