Для наших потомков двадцатый век будет, наверно, особым, резко переломным этапом истории. В самом его начале мир вошел в долгий скачок, из которого он выходит неузнаваемо другим, совсем не таким, каким входил в него.
Мировое развитие стало невиданно острым, во всех областях жизни начались революционные перевороты, и это круто изменило всю атмосферу жизни и всю психологию людей. Множественные революции пронизывают всю ткань будней, все устои цивилизации; они идут круто, с болью и кровью, и делают двадцатый век неслыханно конфликтным, резко превосходящим по напряженности любую другую эпоху человечества.
Август Ефимович Явич был среди первых детей двадцатого века: он родился в 1900 году. Его юношество пришлось на конец 10‑х — начало 20‑х годов, — первый вал всеобщей революции, первое планетарное землетрясение, которое ударило в самую сердцевину старых устоев жизни.
Эти годы на всю жизнь поразили писателя скоплением переломов, и «влечение, род недуга» к ним стало его главной магнитной стрелкой. Большинство его книг — и все лучшие из них — написаны об этой эпохе: о первой мировой войне, о «февралюции», как говорят его герои, об Октябре и о гражданской войне.
Август Явич — доброволец гражданской войны, он участвовал в борьбе против Мамонтова, Шкуро, Врангеля. Потом работал в газетах — сначала в Воронеже, потом в Москве[1]. Воевал он и против фашистов: еще перед войной его призвали во флот, на крейсер «Красный Кавказ», с первых дней войны он был в Севастополе, участвовал в боях, работал во фронтовой печати, а потом — в газете «Красный флот».
Отечественная война (1941 — 1945) — второй полюс притяжения его интересов, о ней написаны его «Севастопольская повесть» и рассказы.
Как писателя А. Явича влечет особое состояние мира, слом времен, когда до дна обнажаются корни жизни и, как на круче обрыва, видны ее подспудные пласты. Эта тяга к временам, когда рвутся одни узлы истории и завязываются другие, просвечивает в большинстве его книг: и в ранних романах «Путь» и «Сыновья», и в последних книгах («Корнёвы и время», «Крушение надежд»), и во многих других его произведениях.
Особенно весомые плоды эта тяга дала в «Григории Пугачеве» и в «Жизни и подвигах Родиона Аникеева», в романе «Андрей Руднев» (в первом издании — «Утро»).
* * *
В литературу А. Явич вошел в 1925 году, и вошел бурно — повестью о людях ЧК «Григорий Пугачев». Повесть написана в ключе сурового, жестокого реализма, в отстраненной, объективной манере — и в духе настоящей человечности.
Время красного террора, который был ответом на белый террор, смертельный накал борьбы, трагическая работа, которую солдаты революции делали во имя революции, — все это написано с обнаженной правдивостью и лапидарно, сжато, как бы отчеканено по металлу. Жизненное содержание туго спрессовано в повести, оно пульсирует в ней, как кровь в венах.
И не случайно герой повести Григорий Пугачев — потомок знаменитого Емельяна Пугачева. И не случайно он казнит графа Панина — потомка того Панина, который был среди палачей Емельяна. В этом — рельефно заявленное стремление писателя искать корни, которые питают листву, искать те точки, где веточка жизни отрастает от ствола истории.
Смысл такого укоренения в историю многослоен: тут и мысль о вековой ненависти жертв к своим угнетателям; и мысль о крестьянской стихии, в которую частью своих корней уходит Григорий Пугачев, ревнитель пролетарской дисциплины, о взрыве этой стихии и об ее обуздании, о сложности в тогдашней расстановке сил, о противоречиях, которые рождает в Пугачеве его жестокая, но вынужденная работа…
Такое подсвечивание историей делает более масштабной — соразмерной истории — и суровую работу Пугачева, и его борьбу с теми, кто оподляется на этой работе, и изматывающую его душу борьбу между необходимостью карать и необходимостью быть человечным.
«Пугачев» был написан более 60 лет назад, и тогда о нем немало говорили и спорили. Противники повести нападали на ее обнаженную правдивость, и потому отдельной книгой она вышла только в 60‑е годы. И это несмотря на то, что «Правда» назвала повесть «многообещающим произведением советской литературы», а имя А. Явича — в числе писателей, о которых можно говорить без скидок, по большому счету. Так, как написал о ЧК и людях ЧК А. Явич, в нашей литературе не писалось. Повесть стала первооткрытием, она вобрала в себя истинный дух времени и потому живет в литературе как резкое и рельефное выражение резкой и рельефной эпохи.
Об этом же времени написана и повесть «Враги» с ее живым колоритом, сложными, неупрощенными фигурами пленных, экономно вылепленными характерами людей из народа.
В конце 20‑х — начале 30‑х годов А. Явич пишет много. В 1927 году вышел его роман «Путь», который вызвал интерес М. Горького. В 1935 году Р. Роллан прочел только что вышедших «Сыновей» и написал А. Явичу, что его тронула «художественная зрелость, психологическая глубина, эмоциональная насыщенность и мастерство». (Оба эти романа были как бы черновыми вариантами и подступами к более позднему роману — «Андрей Руднев (Утро)», — который писатель считал одной из главных своих книг.)