Она получила письмо от мужа, который не любил ее и бросил. Письмо пришло из далекого края через два года после его ухода.
Он писал: «Не позволяй ребенку играть мячиком. Удары его доносятся до меня и бьют меня по сердцу».
Она отобрала у девочки, которой шел девятый год, резиновый мячик.
От мужа снова пришло письмо. Из еще более далекого места.
«Пусть девочка, – писал он, – не ходит в школу в кожаных башмаках. Топот ее ног доносится до меня, и у меня такое чувство, будто топчут мое сердце».
Она дала дочке вместо кожаной обуви мягкие фетровые сандалии. Девочка плакала, и кончилось тем, что она перестала ходить в школу.
Через месяц после второго письма муж прислал еще одно. Почерк был неровный, неуверенный, старческий.
Он писал: «Не давай девочке есть из фарфоровой миски. Звон этой посуды доносится до меня и разрывает мне сердце».
И она стала кормить дочку, словно трехлетнего ребенка, деревянными палочками для еды. Опа вспомнила время, когда дочке было три года, а муж, веселый и довольный, был еще с ними.
Не спрашиваясь ее, девочка однажды подошла к шкафчику и достала свою миску. Мать поспешно выхватила у дочки фарфоровую миску и швырнула в садик. Миска ударилась о вымощенную камнем дорожку и разбилась вдребезги. Ей показалось, что это разорвалось сердце мужа. Нахмурив брови, она швырнула за дверь и свою миску; раздался такой же звук. А может, это сейчас разбилось его сердце? Она отшвырнула обеденный столик, и он тоже вылетел в сад. О, этот звук! Точно обезумев, она бросилась к бумажной раздвижной перегородке, начала стучать по ней кулаками и, прорвав ее тяжестью своего тела, повалилась на пол.
– Ма-а-ма! – с плачем подбежала к ней девочка. – Ма-а-ма… Ма-а-ма…
Она приподнялась и ударпла девочку по щеке.
– Ты слышишь, ты слышишь этот звук, паршивая девчонка?!
И снова муж прислал письмо. Оно было отправлено из нового и еще более далекого места.
Муж писал: «Вы не должны больше издавать ни звука. Вы не должны ни открывать, ни закрывать двери и сёдзи. Вы не должны заводить часы, чтобы не слышно было их тиканья. Вы не должны дышать…»
– «Вы но должны… вы не должны… вы не должны…» – шептала она, и слезы ручьем текли по ее лицу.
И в доме не стало больше слышно ни единого звука. Одним словом, мать и дочь умерли.
Но, как ни странно, на подушке рядом с лицом мертвой жены покоилось и лицо ее умершего мужа.
