Сердце Ангела

Была пятница тринадцатого, и эхом страшного проклятья хлюпала под ногами грязь — следы вчерашней метели. Тающая жижа достигала щиколоток. На противоположной стороне Седьмой авеню, вдоль терракотового фасада здания Таймс-Тауэр маршировали бесконечные, составленные из светящихся лампочек заголовки:

Гавайи, волшебная страна ананасов и красивых девушек, бренчанье укулеле, солнце и прибой, танец травяных юбок под нежным тропическим бризом…

Я повернулся вместе со стулом и уставился на Таймс-сквер. Парень на рекламе «Кэмел» пускал толстые кольца дыма, поднимающиеся над ревущим потоком машин. Этот изящный господин на рекламе, с вечно застывшими буквой «О» губами, был предвестником весны на Бродвее. Несколькими днями раньше бригада художников, работая в подвесных люльках, превратила плотное пальто и темную зимнюю шапку курильщика в хлопчатобумажную куртку и соломенную панаму, — не слишком поэтично, но намек ясен любому.

Здание, где я находился, было построено на излете прошлого века: пятиэтажная кирпичная гора, склеенная с помощью сажи и голубиного помета. На крыше буйствовал «козырек» из рождественских объявлений, рекламируя полеты на Майами и различные марки пива. На самом углу размещалась табачная лавка, дальше — салон «Покерино», два прилавка с хот-догами, а посреди квартала — кинотеатр «Риальто». Вход в него находился между книжным магазином, торгующим непристойными журналами, и лавкой сюрпризов, витрины которой были заполнены нукающими резиновыми подушками и алебастровым собачьим дерьмом.

Моя контора находилась на третьем этаже, на одном уровне с «Ольгас Электролисис», «Тидроп Импортс, Инк.» и «Айра Кипнис». Восьмидюймовые золотые буквы давали мне преимущество над остальными: «ДЕТЕКТИВНОЕ АГЕНТСТВО КРОССРОУДС». Это название — вместе со всем делом — я купил у Эрни Кавалере; я был у него на побегушках, когда впервые приехал в этот город во время Второй мировой.

Я собирался пойти выпить кофе, но тут зазвонил телефон.

— Мистер Гарри Энджел? — пропела далекая секретарша. — С вами хочет поговорить Герман Уайнсэп из фирмы «Макинтош, Уайнсэп и Спай».

Я выдавил несколько любезных слов, и она соединила меня с клиентом.

Голос Германа Уайнсэпа был скользким, будто масло для волос, которым пользуются юнцы. Он представился мне адвокатом, что для меня означало высокий гонорар: клиент, представляющийся «юристом», всегда стоит гораздо меньше. Мне настолько понравилась его манера говорить, что я большей частью помалкивал.

— Мистер Энджел, я звоню вам, чтобы узнать, свободны ли вы сейчас. Нельзя ли поручить вам небольшое дело?

— Это для вашей фирмы?

— Нет. Я представляю интересы одного из наших клиентов. Так вы свободны?

— Это зависит от того, что вы хотите предложить. И желательно поподробней.

— Видите ли, мой клиент предпочел бы поговорить с вами лично. Он приглашает вас отобедать с ним сегодня. Ровно в час, в ресторане «Три Шестерки».

— Ну, по крайней мере, имя-то клиента вы мне скажете? Или мне надо высматривать парня с красной гвоздикой в петлице?

— У вас карандаш под рукой? Произношу по буквам… Я записал в свой настольный блокнот: «ЛУИ СИФР» — и спросил, где нужно ставить ударение.

Герман Уайнсэп бесподобно продемонстрировал мне, как правильно произносится имя, грассируя при этом, как преподаватель-профессионал фирмы «Берлиц». Я поинтересовался, не иностранец ли клиент.

— У господина Сифра французский паспорт, но где его родина, я не знаю. Во время обеда он с удовольствием ответит на все ваши вопросы. Я могу сообщить ему, что вы согласны?

— Я буду там ровно в час.

Перед тем как распрощаться, адвокат одарил меня букетом приторных комплиментов. Я повесил трубку и закурил одну из своих рождественских «Монте-Кристо», чтобы хоть как-то отметить это событие.

Дом 666 по Пятой авеню являл собой скверный пример сочетания общемировых архитектурных стандартов и наших собственных изысков в этой области. Он появился между Пятьдесят второй и Пятьдесят третьей улицами два года назад: миллион квадратных футов площади под офисы, заключенных в оболочку из алюминиевых панелей. Он смахивал на сорокаэтажную терку для сыра. В вестибюле, правда, журчал искусственный водопад, но это особо не спасало.

Поднявшись скоростным лифтом на верхний этаж, я разделся, взял номерок у девушки-гардеробщицы и застыл, наслаждаясь интерьером ресторана. Метрдотель тем временем пробежал по мне оценивающим взглядом, словно санитарный инспектор, определяющий свежесть говядины. Он нашел имя «Сифр» в книге предварительных заказов (на его дружелюбие это не повлияло) и повел меня сквозь вежливо бормочущую толпу официантов к маленькому столику у окна. За столиком располагался человек в сшитом на заказ костюме (синем в мелкую полоску) с кроваво-красной розой в петлице. На вид ему можно было дать сколько угодно лет — от сорока пяти до шестидесяти. Высокий лоб, волосы — черные, густые, без пробора зачесанные назад, и — белые, как мех горностая, — квадратная бородка и остроконечные усы. Человек был загорелым и элегантным; глаза его светились далекой, какой-то неземной голубизной. На шелковом бордовом галстуке блестела крошечная золотая заколка в виде перевернутой звезды.