Андрей ВОРОБЬЕВ, Антон ИЛЬИН СЕКС-ЛОВУШКА ДЛЯ ПАПЫ КАРЛО или БРОСОК БОЛЬШОГО БРАТА
Все персонажи этой книги, документы, а также
названия секретных баз и прочее, козни иностранных
спецслужб, их пособничество бандитам и террористам
вымышлены. Поэтому любую дешифровку следует
считать случайной.
От авторов
Эта книга писалась, когда в Южной Осетии и Абхазии грузинской стороной осуществлялись многочисленные провокации, но до войны было еще далеко. Тбилисский режим, подстрекаемый своими заокеанскими кукловодами, делал все, чтобы выдавить из региона Россию и захватить непризнанные республики. Именно эти «шпионские игры» описывались в «Броске большого брата» с большой долей черного юмора и жесткой сатиры.
Когда книга была закончена грузинские танки и самолеты атаковали мирный Цхинвал, пролилась кровь. А затем российские миротворцы встали на защиту Южной Осетии и Абхазии. Началась война и вроде бы стало не до смеха.
Но мы вспомнили, как во время Великой Отечественной войны Верховный главнокомандующий СССР поручал отечественным сатирикам и карикатуристам «бить врага смехом». Работы известных карикатуристов: Кукрыниксов, Бориса Ефимова, Бориса Пророкова и многих других в годы войны поднимали боевой дух наших солдат, вселяли в них уверенность в победе.
Поэтому мы решили внести лишь небольшие коррективы в первоначальный текст, прежде всего изменив эпилог, подчеркивая, что режим, развязавший агрессию и геноцид, ждет закономерный, плачевный конец.
Мы смеемся над врагами, потому что сильнее духом и уверены в том, что наше дело правое! Книга ушла в печать под громкий салют нашей Победы!
«Налетела грусть.
Ну что ж, пойду, пройдусь»,
А если завербуют — ну и пусть!
Конец июля оказался на редкость жарким. Уличные термометры зашкаливали, а влажный знойный воздух, насквозь пропитанный гарью выхлопных газов, не оставлял надежды на спасение.
Дмитрию Николаевичу Чувашскому не помогали ни огромная застиранная футболка размера «XXL», висящая на дряблых плечах, ни легкие брючки от «ФОСПа», сквозь влажную повытершуюся ткань которых внимательный взгляд при желании мог бы разглядеть сатиновые трусы, болтающиеся на тощих ягодицах. Одежда самая легкая, спешить не нужно, но Дмитрий Николаевич обливался потом и весьма страдал. Конечно, какой-нибудь недоброжелатель мог бы заметить, что негоже в шестидесятилетнем возрасте пить после двадцати четырех часов, пусть даже во вполне приличном кафе вроде «Гаргантюа», пусть даже с весьма почтенными литераторами господами Мординым и Харьевым. Но на подобные зловредные упреки Чувашский всегда со слезой в голосе отвечал, что все дело не в водке, а в израненном житейскими переживаниями сердце.
До встречи с сотрудником ФСБ, у которого Дмитрий Николаевич состоял на связи, оставалось еще около получаса, явочная квартира была недалеко, а потому любитель «Гаргантюа», всегда гордившийся своей пунктуальностью, попросту убивал время, сбежав из дома, подальше от сварливой стареющей жены и непутевого сына, который все больше предпочитал героин и плевать хотел на родительские заботы. Чувашский проконсультировался с врачами, знал, что сын вряд ли протянет более трех-пяти лет, если срочно не бросит наркотик, но ничего поделать не мог. Вот и теперь, вместо того чтобы ввязываться в бесполезную воспитательную беседу, он отправился прогуляться по городской жаре.
Надеясь хоть немного отдохнуть от раскаленного воздуха, Дмитрий Николаевич заглянул в книжный магазин, где вовсю работал кондиционер.
Чувашский тоже был причастен к литературному творчеству, и не только во время посиделок с господами Мординым и Харьевым. Он однажды опубликовал отдельной книжкой собственный дневник времен «отсидки» и время от времени кропал статьи в газеты. Книжку, правда, удалось издать лишь за свой счет, а точнее, за очередное вознаграждение, полученное за ряд агентурных донесений в отношении диссидентствующей литературной элиты города. Да и то большая часть тиража, которую не удалось раздарить представителям той же элиты, по сей день пылилась в квартире автора. Сын, правда, пытался однажды втихаря продать несколько экземпляров, но, узнав, что книги могут принять лишь на вес, оставил свои попытки.
Сам же Дмитрий Николаевич, имея устоявшуюся привычку строчить агентурные донесения, изобрел новый литературный жанр: он стал их популяризировать в качестве «дневников частного человека». Но при этом, как и всякий осведомитель, он был крайне субъективен в оценках и выводил себя исключительно в качестве положительного героя, тогда как все несимпатичные литератору люди представлялись в крайне неприглядных ситуациях. Со временем эти агентурные донесения Чувашский умудрился напечатать в одном из петербургских журналов, редакция которого и не подозревала, что фактически публикует выписки из рабочего дела агента…
Не успел новый посетитель книжного магазина насладиться прохладой, как к нему уже подпорхнула молоденькая продавщица — судя по возрасту и осмысленному личику, девушка то ли решила подработать во время летних каникул, то ли просто бросила школу ради сближения с мировой литературой.
![Будни контрразведчика [иллюстрации]](/storage/book-covers/c2/c2a004fe8bf379ad9e00381bb3966b9dd3601c4c.jpg)
