В одном из петербургских клубов, в столовой, сидит несколько человек и ведут беседу.
– Приехала?
– Нет еще, в ожидании. Секретарь ихний приехал, орудует, чтобы как лучше… Книжку сочинил, все там обозначено: какого она звания, по каким землям ездила, какое вино кушает…
– Нашего, должно быть, не употребляет, потому от нашего одна меланхолия, а игры настоящей быть не может.
– По Невскому теперича мальчишки с патретами ее бегают…
– А какая у них игра: куплеты поют, али что?..
– Игра разговорная. Очень, говорят, чувствительно делает. Такие поступки производит – на удивление!.. Ты то возьми: раз по двенадцати в представление переодевается!..
– Пожалуй, на чугунке встреча будет.
– Уж теперь народ разгорячился! Теперь его не уймешь! Давай ходу!.. Билеты-то выправляли – у конторы три ночи ночевали. Верно говорю: три ночи у конторы народ стоял, словно на Святой у заутрени. Насчет телесного сложения, говорят, не совсем, а что игра – на совесть! Убедит! Дарья Семеновна, на что уж женщина равнодушная, слов никаких понимать не может, а и та ложу купила.
– Которые ежели непонимающие…
– Да она не за понятием и идет, а больше для близиру, образованность свою показать. Капитал-то виден, а все прочее-то доказывать надо.
– Сырой-то женщине, словно, не пристало…
– Пущай попреет, за то говорить будут: Дарья Семеновна Сару Бернар смотрела. Лестно! Опять и цыганы-то в доме надоели. Ведь сам-то, окромя цыганов, никаких театров переносить не может. Ему чтоб дьякон многолетие сказывал, а цыганы величальную пели. В театре сиди, говорит, сложимши руки – ни выпить тебе по-настоящему, в полную душу, ни развернуться как следует; а цыганы свои люди – командуй как тебе угодно.
– Ну, да ведь не Рашель же, даже и не Ристори!
– Да ведь ты не видал ни ту, ни другую: как же ты можешь судить?
– Нет, видел… То есть, Рашель не видал, а Ристори видел.
– А Сару Бернар не видал: как же ты можешь их сравнивать?
– Да ты прочти…
– Что мне читать!.. Я обеих видел.
– Господа, я вас помирю. Когда здесь была Арну Плесси…
– Это к нашему спору не относится; мало ли кто здесь был. Он не признает Сару Бернар, а для меня она – высшее проявление драматического искусства.
– С вами спорить нельзя…
– Вы бы лучше бутылку велели, чем пустяки-то говорить. Каждый человек на своем месте. Что нам путаться в чужие дела. Давай бутылку…
– Нет, Иван Гаврилович, творчество великое дело!
– Так что же?
– Поважней бутылки!..
– Так ты поди с ним и целуйся, а нам не мешай.
– Я помню, когда Рашель произнесла свое знаменитое «jamais» – весь театр дрогнул!..
– В чем это?
– Теперь уж я не помню…
– Завели вы эти темные разговоры, ничего нестоющие. На языках на ихних вы производить не умеете…
– Да ведь вы ходите в итальянскую оперу, а языка не понимаете…
– Так что же! Это я только для семейства порядок соблюдаю. Жене с дочерью требуется, а мне одна тоска. Кабы буфета не было…
– Кабы у нас поменьше буфетов-то было…
– Что ж ты думаешь – лучше? Буфет на потребу, без него нельзя… Прибежище!.. Все одно – маяк на море…
– Я вам скажу, что Сара Бернар…
– Да что она тебе родня, что ли? Ну, дай ей Бог доброго здоровья!..
– Ах, Иван Гаврилович, милый вы человек, я, извините меня, невежа.
– А ты выпей. Это тебя сократит, может что поумнее скажешь. Хотя я невежа, это уж так Богу угодно, а только я на чести: чего понимать не могу, об том и разговору не имею. Ты, может, четыре рихметики обучил, где ж мне с тобой сладить. Одно осталось – выпить с горя. Прости меня Господи!..
– Да вы не обижайтесь…
– Зачем обижаться…
– Сара Бернар действительно явление! Легко к ней относиться нельзя. Это дочь парижской улицы, как метко и справедливо сказано в одной газете. Ведь не даром же Европа и Америка преклонились перед ее дарованием.
– Пущай к нам приедет. Наши тоже разберут.
– В самом деле, небывалая вещь: отличный рисовальщик, изумительный скульптор и очаровательная актриса!..
– Вы помните Виардо?
– Она певица была…
– Виноват, не Виардо, а как ее…
– Фанни Эльслер?
– Не записано ли у вас еще кого-нибудь в вашем поминанье-то? Валяй всех за упокой и за здравие.
– Василий, сходи к повару. Пусть он даст стерлядь а la Сара Бернар…
– Слушаю-с…
– Постой! Спроси у эконома: есть у нас в клубе вино, которое пьет Сара Бернар?
– Публика просто с ума сходит! Представьте, у театральной конторы по целым суткам стоит.
– А вы видели на Невском показывают женские телеса, разными красками разрисованные? Стечение публики тоже большое. Старичок один подошел к картинке-то, да так и замер. Что, думаю, дедушка, хорошо!..
– Это картина Сухаровского?
– Уж там я не знаю чья, но только… я вам доложу!.. Для избалованного человека может великое удовольствие, а для чистой души…
– То есть такого русопета, как Иван Гаврилович…
– Я верно говорю! Соблаз! Ничего нет хорошего.
– А в Пеште-то она провалилась.
– Кто?
– Сара Бернар.
– Да ведь это газетная сплетня! Это ненависть венгерской прессы к России.
– Что тут общего: Сара Бернар и Россия!.. Что она русская подданная, что ли?..
– А в Одессе не провалилась! А в Филадельфии не провалилась. Ну, пусть наши сыграют так, как Сара Бернар!..
– Ну, пусть Сара Бернар сыграет так что-нибудь из нашего репертуара…
