— Дяденька, а вам докудова ехать? — спросил беспризорник.
Грязным пальцем он ковырял в не менее грязном носу. Мембрана вакуумного слизнезащитника в месте контакта пальца с носом разомкнулась, давая доступ к сопливой ноздре, а потом, когда палец был из ноздри извлечен, аккуратно затянулась вновь. Беспризорник внимательно оглядел палец и вытер его о штаны. Слизень немедленно впитал подношение и замерцал от удовольствия.
«Дяденька» не удостоил мальчишку ответом. Зыркнул исподлобья, блеснув на солнце фотоэлементом, и вновь отвернулся. Даже сквозь грохот состава по стрелкам было слышно, как скрипят сочленения его шеи.
Беспризорник пожал плечами.
— Подумаешь, какая цаца! — пробормотал он себе под нос.
Пошарил в кармане, вытащил горбушку черного хлеба и принялся жевать. Слизень, переливаясь всем радужным спектром, расступался телом, пропускал хлеб в рот, не забывая на выходе подхватывать крошки ложноножками.
Драный кот и колченогая псина следили за манипуляциями слизня с явным неодобрением — даром что ни одному из них в человеческой еде интереса не было. Ну вот ни малейшего.
Молчаливый спутник беспризорника меж тем восседал в позе лотоса на крыше вагона. Полуприкрытые щитками фотоэлементы его глаз были неотрывно устремлены вперед, к невидимой отсюда, из середины состава, голове поезда. Широченная спина излучала абсолютную безмятежность, и вся поза его была полна покоя и благодушия. Тяжеленные — в пару пудов весом каждый — кулаки покоились на вздутых коленных суставах с усиленными шарнирами. Толстые пальцы, скрывающие в себе сонм разномастных, но неизменно полезных инструментов на все случаи жизни, были молитвенно сложены в замысловатую щепоть.
Странный был попутчик у Пашки Бубенцова со Сто Первой юпитерианской орбиталки. Странный, что и говорить. А повидать Пашке к моменту встречи довелось немало.
* * *
Беспризорник Пашка запрыгнул на порожняк, когда тот притормозил на Кольцах, чтобы взять первую партию груза. Собственно говоря, к тому моменту порожняком он уже не был. Таясь средь пилонов орбитального причала, Пашка видел, как по покатым бокам гигантских цилиндров воровато пробирались крошечные хамелеонистые фигурки, то и дело пытаясь вскрыть технические лючки и грузовые ворота вагонов.
Малолетняя голытьба наводняла всю солнечную систему до самых оортовских комет. Детские дома были с избытком полны сирот. Подрастая, дети последней войны безудержно бежали из космических приютов, стремясь на великие стройки. Там их ловили, препоручали ведению милиции и возвращали обратно. Но они продолжали бежать — романтика вольной жизни прельщала шпану куда больше, чем бессмысленное с точки зрения каждого босяка просиживание казенных штанов в закрытых режимных школах.
Родителей своих Пашка не помнил. Он вообще почти ничего не помнил из раннего своего детства, кроме голода, холода и одиночества. Помнил, что было страшно, и кругом была война, в огне которой одинаково легко сгорали крошечные человечки и огромные космические линкоры. Помнил, хотя и смутно, долгое-предолгое время, которое ему пришлось провести в крошечном автономном мирке спасательной шлюпки. Помнил, как добрые люди с огромными теплыми руками нашли его в конце концов, когда сделалось уже совсем невмоготу от тоски и недоедания, приютили и обогрели. А он в благодарность убежал от них в поисках папы и мамы, убежал в первый раз и умудрился полгода скитаться по шахтерским городкам Пояса, прежде чем его выловил в грузовом порту Цереры милицейский патруль.
А потом начались будни в юпитерианской спецшколе — суровые и одинаковые дни среди сотен таких же, как и он сам, сирот с волчьим блеском в глазах. Он бежал потом еще не раз, бежал снова и снова, в одиночку и в компании таких же, как и он сам, отчаянных сорванцов, и каждый раз его ловили и возвращали. Воспитатели сбились с ног, пытаясь вырастить из крохи-нахаленыша настоящего человека, но побеги повторялись. Свой ярлык трудновоспитуемого и путевку на ганимедский лесоповал, выданную авансом задолго до достижения совершеннолетия, Пашка, по мнению сотрудников детской комнаты милиции, заработал совершенно заслуженно.
Никто не мог понять, что он просто ищет родителей. Взрослея, люди редко понимают детей, даже если это — их работа.
Очередной побег, казалось, увенчался успехом. Удачно задремал после вечернего возлияния школьный сторож дядя Петя, одноногий ветеран войны и безобидный пьяница. Удачно подвернулся залетный рудовоз «Красный шахтер» с дружелюбной командой, приютившей лопоухого сорванца и закрывший глаза на близость к ремонтному доку орбитальной спецшколы. Удачно отвернулся в нужный момент суровый внешне усатый лейтенант, когда рядовые роботы в фуражках с красным околышем пригнали в приемник-распределитель толпу босяков после облавы в лагранжевом Шанхае. И все прочее складывалось как нельзя более удачно — до самых Колец, где Пашке, к тому времени в очередной раз закаленному тяготами скитаний, подвернулся, наконец, транссистемный экспресс, который должен был непременно отнести его к заветной цели.
Ведь где еще искать своих папу и маму, как не на самой великой из строек победившей народной власти? Пусть Пашка и не помнил родителей, но был совершенно уверен, что будь они живы, то трудятся непременно там. Ведь они были настоящими. А настоящие люди не могут дня прожить без подвига, пусть даже и трудового.
