Путешествие на поезде из России в Финляндию отличается от поездок в другие европейские страны. Поезд не стоит подолгу на границе: колея у нас с финнами одинаковая, не такая, как во всей Европе.
Но это только начало путешествия. Здесь часто, если не постоянно, натыкаешься на приметы чего-то родного, русского. То увидишь луковку православного храма, то на вывеске прочтешь русское имя, то в старом кафе заметишь старый тульский самовар…
Но что ж тому удивляться — Финляндия более ста лет была частью Российской империи…
Эта книга о том, что у нас принято называть «Русской Финляндией».
Но что это такое «Русская Финляндия»? Когда мы говорим «Русский Париж» или «Русская Ницца», — все достаточно просто и понятно: речь пойдет о представителях нашей аристократии, мира литературы и искусства, бывавших, живших там, и, конечно, об эмиграции после 1917 года.
С Финляндией все сложнее. И не только потому, что она в отличие от той же Франции входила в течение века в состав России, она просто ближе, и общение между народами, взаимное проникновение культур и связи возникли очень давно.
А рядом мы были всегда, и порой трудно, невозможно сказать, где проходит между нами граница — не географическая и не политическая на карте, а та, которая делит историю, культуру, духовный мир и судьбы людей — настолько здесь все срослось и переплелось.
Для русских Финляндия всегда казалась немного «своей». И не только в те годы, когда она принадлежала России. Ведь даже много позже, после Второй мировой войны, благодаря политике «добрососедства» (термин, выдуманный в Советском Союзе в противовес западной «финляндизации») была самой близкой из всех капиталистических стран.
Одна моя знакомая из Питера на вопрос «Сколько раз была в Финляндии?», пожав плечами, ответила: «Раз пятьсот, может, больше». Конечно, она преувеличивала, хотя многие жители города на Неве и окрестностей наносят регулярные визиты в супермаркеты ближайших городов Суоми или отправляются на уикенд на отдых в коттеджи по берегам финских озер.
А ведь всего сто лет назад Финляндия действительно начиналась прямо на окраине Петербурга. Граница проходила тогда по реке Сестре, теперь она — за Выборгом, а в середине XVIII века — по озерному краю Саймы, еще восточнее.
И тут возникает вопрос — что считать Финляндией? Страну только в ее нынешних границах? Но ведь и Карельский перешеек, и западное, и северное Приладожье тоже когда-то и еще совсем недавно были Финляндией, ведь еще сто лет назад дачники, отправлявшиеся в сегодняшние Комарово, Рощино или Зеленогорск, что под Петербургом, ехали в Финляндию.
После Северной войны, а затем войны 1741–1742 годов, по Ништадскому и Абосскому мирным договорам часть Финляндии отошла России. Позже, — когда в 1809-м вся территория Финляндии вошла в состав Российской Империи в качестве Великого Княжества, эти районы «Старой Финляндии» были включены в его состав.
И, говоря о связях, которым много веков, какую из всех этих границ считать за рубеж между странами?
И где, и когда начинаются эти связи?
Весь, меря, карела, ижора, водь — это все финские племена, которые влились в состав русского этноса… На то, что северная часть Центральной России была заселена именно финскими племенами, до сих пор указывают многочисленные топонимы.
Самый близкий финнам народ — карелы — живет и в Республике Карелия, и в Тверской области, куда в XVII–XVIII веках пришли переселенцы из районов Приладожья. В современной Финляндии тоже существует регион Карелия, и карелы, сегодня отличающиеся от финнов в основном лишь тем, что исповедуют православие, представляют собой в стране Суоми самостоятельное, правда, в основном этнокультурное меньшинство. Карелы, некогда союзники Новгорода, влились в состав финской нации наряду с племенами хяме (емь, или ямь) и суоми (сумь). Так что предками современных финнов и значительной части населения российского Северо-Запада были одни и те же племена.
Помню свой разговор, имевший место несколько лет тому назад с тогдашней главой московского офиса Центра по развитию туризма Финляндии (MEK) Пиркко Перхеентупа.
Незадолго до этого мы случайно встретились с ней на вечере в финском посольстве в Москве, посвященной тверским карелам, и она, объясняя мне свой интерес к этой теме, сказала, что ее корни с Карельского перешейка и Приладожья, из тех самых мест, откуда карелы и переселялись на тверские земли.
«А знаете, тут звонит мне мой дядя из Финляндии — он ушел на пенсию и решил на отдыхе заняться поиском наших предков, откуда пошел наш род, — рассказывает Пиркко. — Так вот, звонит он недавно и говорит: "Хочешь увидеть своего прапрапрапрапра — много "пра" — деда? Пойди в храм Василия Блаженного, и там висит икона Александра Невского, а с ним его соратник Пелгусий. Вот он и есть наш предок!".
Фамилия дяди и моя девичья — Пелконен, — рассказывает дальше Пиркко. — Вот он, занимаясь поисками в архивах, и вывел ее от сподвижника вашего великого князя, героя и святого Александра Невского. Ну, я, конечно, рассмеялась: как такое может быть!?»
Самое удивительное, что может!
Пелгусий, или Пелгуй, — имя действительно встречающееся в древнерусских текстах. В XIII веке в районе Невы, по обоим берегам Финского залива, располагалась «морская сторожа» ижорян, финского племени — предков ингерманландцев, несшая охрану путей к Новгороду с моря. Ижоряне уже приняли православие и являлись союзниками Новгорода. Однажды на рассвете июльского дня 1240 года старейшина Ижорской земли Пелгусий, находясь в дозоре, обнаружил шведскую флотилию и спешно послал доложить обо всем Александру. Он крестился в свое время и принял имя Филипп, однако летописи упорно называли его прежним, языческим, именем.