Ольга Володарская
К гадалке не ходи
Антонина поднесла ко рту фужер с шампанским и приготовилась сделать глоток, но тут по квартире разнесся такой громкий крик, что она поставила бокал на столик и выбежала в прихожую, чтобы узнать, кто кричал и почему.
Как и следовало ожидать, голосила маменька. Из трех присутствующих в помещении женщин только она могла издавать столь пронзительные звуки. Две остальные были слишком интеллигентны, чтобы орать в гостях. К тому же у одной из них был ларингит, и она могла только шептать. Тогда как маменька орала. И орала так, что остальные женщины зажимали уши ладонями, а находящиеся в некотором отдалении мужчины страдальчески морщились.
– Мама, прекрати! – попыталась урезонить ее Антонина. Но та голосить не перестала, зато сменила репертуар: если до этого она просто кричала «а-а-а», то теперь стала выдавать вразумительные слова:
– Укра-ал! Украл, гад!
– Что? – полюбопытствовали гостьи хором.
– Кто? – спросили мужчины и тоже в унисон.
– Бриллиант! – ответила маменька на первый вопрос, причем весьма пространно: – Фамильный бриллиант! Старинный. Чистейшей воды. Редкого цвета. Ценой в миллион долларов!
На самом деле она, как всегда, преувеличила. Бриллиант был изготовлен из алмаза, добытого на якутских приисках двадцать лет назад. В их же семье он появился и того позже: в конце девяностых. Купил его ныне покойный Тонин отец на «черном» рынке в подарок жене на золотую свадьбу. Стоил тот сравнительно недорого, поскольку был не очень чист: мало того, что сам был мутноват, так еще и попал на прилавок после какой-то темной истории. Но Тониного папу не смутило ни первое обстоятельство, ни второе, и он приобрел бриллиант, затем вставил его в золотую оправу и преподнес перстень любимой женушке. Та, естественно, пришла от подарка в неописуемый восторг, но носить не стала. Спрятала! От греха подальше. Но при этом стоило в их доме появиться новому гостю, как матушка доставала сокровище и хвасталась им, с каждым годом прибавляя к его стоимости десятки тысяч долларов.
И вот теперь он достиг цены в миллион!
– Мама, что ты несешь? – одернула ее Тоня. – Ему красная цена – тысяч сто пятьдесят, и не долларов, а рублей!
– А по-твоему, сто пятьдесят тысяч уже не деньги! – возмутилась та. – Не знала, что библиотекари у нас сейчас столько зарабатывают, что им сам Абрамович позавидует.
– Я получаю восемь тысяч рублей, и ты это знаешь, – парировала Тоня. – Но справедливости ради должна сказать, что миллион – это совсем не та сумма…
Договорить ей не удалось – матушка прервала. Она всегда это делала, поскольку считала дочкины рассуждения слишком занудными, чтобы выслушивать их до конца.
– Бриллиант, может, миллиона и не стоит, но твоему голодранцу и тысяча рублей – деньги! – громыхнула она и из прихожей ткнула перстом в сидящего в кухне Емельяна. – И как не стыдно ему грабить честных людей в светлый праздник Рождества Христова!
– Мама! – возмущенно вскричала Тоня. – Не смей обвинять Емельяна!
– А кого еще, как не его?
– Нас тут, между прочим, восемь человек.
– Ха! Нас, может, и восемь, но голодранец только один, твой кавалер!
– Я бы предпочел, – подал голос Емельян, – чтоб вы назвали меня бессребреником.
– Бессребреник, – передразнила его матушка. – Да ты уж безмедянник тогда! В твоих карманах нет ни копья!
Матушка нисколько не преувеличила. Емельян действительно был нищим. Иначе говоря, бомжом. Познакомилась с ним Антонина две недели назад, когда возвращалась домой с работы…
Трудилась она в одном не слишком преуспевающем НИИ библиотекарем. Приходила на службу к восьми, уходила в пять. Самой последней, так как была очень ответственным человеком и не могла покинуть свой «боевой пост», как большинство служащих, за полчаса до окончания рабочего дня.
Вдруг кому-то срочно понадобится книжка, а библиотека на замке?
И вот как-то вечером Тонечка шла по утоптанной тропке меж голых лип на автобусную остановку, чтобы вернуться домой. Шла не спеша, потому что торопиться ей было не к кому – у Тонечки не было ни мужа, ни ребенка, ни даже собаки. Раньше она жила с мамой, но легкомысленная Люся (так звали мать) выскочила замуж накануне шестидесятилетия. Вернее, собрав свои вещички, переехала жить к избраннику, заявив, что законный брак нынче не в моде и все продвинутые люди, к коим она себя относила, предпочитают гражданский. И, главное, так скоро на него решилась, что Тоня не успела ничего с этим поделать. Вроде матушка только своего кавалера ей представила, сказав, что познакомилась с ним вчера в трамвае, а уже через пару дней переехала к нему жить.
После ее отбытия в квартире долго витал запах душно-сладких духов и какого-то отвязного авантюризма, и этот симбиоз рождал в Тониной душе неведомую доселе жажду. Хотелось сделать что-то со своей жизнью, дабы избавиться от каждодневной монотонности. Но Тонечка, естественно, свои душевные порывы притушила и продолжила привычное существование: дом, работа, работа, дом, книги, телевизор, вышивание крестом и посещение отчетных концертов хора ветеранов, где маменька солировала.