Он согласился идти с ним на Сосновую гору. Ему не хотелось, но он уже дважды отказывался и на этот раз не смог отвертеться. Через два часа пути Малвину вступило в голову залезть на высоченную сосну, и, мало того, находясь на высоте пяти метров над землей, он с криком «I’m the Good God!» — он был моряком — стал крутить гимнастические пируэты. Богом живым он не был и поэтому неожиданно рухнул вниз. Сначала Якоб подумал, что он убился, но оказалось — нет, и пришлось тащить его на себе вниз, к людям. Один раз Якоб запнулся и упал, но Малвин этого не заметил. Якоб прислонил его к лестнице крестьянского дома. Хозяев не было. Малвин застонал. Дверь была не заперта. Якоб втащил его внутрь и положил на полу в кухне. А сам отправился искать телефон.
Он согласился идти с ним на Сосновую гору. Ему не хотелось, но он уже дважды отказывался и на этот раз не смог отвертеться. Через два часа пути Малвину вступило в голову залезть на высоченную сосну, и, мало того, находясь на высоте пяти метров над землей, он с криком «I’m the Good God!» — он был моряком — стал крутить гимнастические пируэты. Богом живым он не был и поэтому неожиданно рухнул вниз. Сначала Якоб подумал, что он убился, но оказалось — нет, и пришлось тащить его на себе вниз, к людям. Один раз Якоб запнулся и упал, но Малвин этого не заметил. Якоб прислонил его к лестнице крестьянского дома. Хозяев не было. Малвин застонал. Дверь была не заперта. Якоб втащил его внутрь и положил на полу в кухне. А сам отправился искать телефон.
— Ты уже? — просипел надтреснутый старческий голос. Якоб пошел на звук и очутился в крохотной комнатенке, из груды на кровати выступало ссохшееся женское лицо.
— Где телефон?
Она молчала.
— На полу в кухне умирает человек.
— Иосиф?
— Кто такой Иосиф?
Она не ответила. Малвин застонал и зашелся в крике. Якоб вернулся и подложил ему под голову два полотенца.
— Чего ты забыл на этой сосне? — спросил он.
— Воды, — попросил Малвин.
Якоб достал из буфета чашку.
— Вот. — Он был зол, он не выносил беспомощности. Он вышел на двор и заглянул в хлев.
— Есть тут кто-нибудь?
— Что надо? — отозвался мужчина, наверно, Иосиф.
— Со мной умирающий, он лежит на полу в кухне.
— Откуда он?
— С Сосновой горы, он упал с дерева.
Иосиф вытер руки о штаны, первым вышел из хлева и пошел на кухню.
— Здесь он оставаться не может, — сказал он.
— Ближайший телефон далеко?
— Да. Пока надо перенести его к теще.
Так они и сделали.
— Вы его здесь не оставите? — спросила она.
Иосиф не ответил.
— Я не могу слышать его крики, — сказала она.
— Я пошел за доктором, — сказал Якоб.
— А он тем временем перекинется? Нет уж, я схожу.
— Как хочешь. Но времени в обрез.
Иосиф ушел. Малвин застонал.
— Малвин, ты меня слышишь?
— А что с ним такое? — проскрипела теща.
— Упал с дерева.
— А за чем он туда лазил?
— Малвин, ты меня слышишь?
— Его зовут Малвин?
— Да. Черт, что же нам с ним делать?
— Не ругайся: мне умирать скоро, да и этому тоже.
Якоб чертыхнулся, на этот раз про себя, потому что он не знал, как ему быть, и потому еще, что его выводили из себя завывания Малвина. Черт всех дери, подумал он, не нанимался я это слушать, пойду на воздух. Он вышел и сел на лестнице. День только перевалил за середину. Якоб не сидел на лестнице крестьянского дома с детства, хотя, может, и тогда не сидел — наверняка он не помнил. Лестница укрылась под сенью раскидистого векового дерева, на нем ни листок не шелохнулся, так было тихо. Вселенская неподвижность, за вычетом мух и прочей мошки. Вот она, крестьянская жизнь, подумал он. И тут он все же заметил некоторое шевеление: на самом краю поля, не дальше броска камня, то и дело мелькала рука. Он должен был разведать, кто это. Наверняка жена Иосифа, хотя и ведет себя так, будто здесь никого чужих нет. Ничего себе размеры, ей бы лучше лежать, а не ходить.
— Ты хозяйка здесь?
— Я?
— А кто?
— Нет.
Она разогнулась.
— А ты кто?
— Я жду, когда Иосиф приведет врача. Я здесь с приятелем, он умирает в спальне.
— А что с ним?
— Упал с дерева.
— Ничего не понимаю. А кто тогда Иосиф?
— Ты разве не здешняя?
— Здешняя.
— Значит, я ошибся. Я думал, его зовут Иосиф. Он был в хлеву.
— Это Конрад, сестрин муж.
— А женщина в спальне, которая говорит, что скоро умрет — твоя мать?
— Да. А чего ты так на меня смотришь?
— Ничего. Пойду проверю, как там дела.
Она встала и пошла за ним. Смерть и муки, подумал он, она не из слабонервных.
Он пропустил ее вперед. Малвин стонал и метался, но слов было не разобрать.
— Он тянет из меня жизнь, — сказала теща.
— Мама, потерпи, ты же вечно жалуешься, что все одна да одна.
— Вы только и мечтаете, чтоб я умерла. Я тоже.
— Любишь ты все преувеличивать.
Малвин застонал, захрипел, дернулся и затих.
— Умер, — сказал Якоб.
— Так ужасно.
— Он умер? — спросила теща.
— Смотри, он открыл глаза. Да, он умер. Он лежит и таращится на нас.
— Закройте ему глаза, быстро, нельзя, чтоб он смотрел на вас.
— Предрассудки, — сказал Якоб, закрывая ему глаза.
— Надо помолиться за него, — сказала теща. — Он был хороший человек?
— Мне так кажется, я его мало знал. Он был очень ребячлив и любил розыгрыши. Например, позавчера он высыпал два пакетика перца в зонтик фру Стафф, она чуть не лопнула от чиха, у нее стала такая красная рожа, будто она хорошенько разговелась на Пасху. Но я не думаю, что он поступил так со зла.
