Несмотря на ранний час, припекает сильно. Небо из голубого стало белесым, морские волны катятся замедленно, отсвечивают оловом, но, когда копыта Зайчика застучали по деревянному настилу причала, я, наконец, рассмотрел сверху, что вода все-таки прозрачная, зеленоватая, а на далеком таинственном дне видны камешки и осторожно передвигающиеся крабы.
Яргард с мостика сыпал веселой бранью, матросы таскают связки канатов, рулоны парусов, что-то закрепляют, кто-то полез на мачту, на корабле предпраздничная суета, что значит — вот-вот попутный ветер наполнит паруса, корабль гордо и красиво помчится на другую сторону океана.
Первым меня увидел и узнал Сенешаль, закричал, замахал руками. Матросы остановились, глазея, да и есть, чего греха таить, на что: хоть Зайчик, хоть Пес, а главное — я, само совершенство...
— Сэр Ричард, — прокричал он издали, — неужто все бросите?
— Да бросать нечего, — ответил я.
— Не передумали? Теперь вы богаче иного графа...
— Я и раньше не был бедным, — буркнул я. — Или не верили?
Он развел руками.
— Да не то чтобы не верили, но в нашем деле нужно быть осторожным.
Пес первым вбежал на палубу, народ шарахнулся, а Зайчик взошел по сходням величественно, как царственный верблюд, остановился, спокойный и неподвижный, я соскочил, крикнул Яргарду:
— Приветствую, капитан! Я рад, что не опоздал.
Яргард облокотился о перила, глаза его внимательно изучили собаку, коня, потом вперил взгляд в меня.
— Через час отплываем, — сообщил он. — Если не успели с прощаниями, сожалею. Увы, упускать попутный ветер — грех. Такое морские боги не прощают.
— В море еще старые боги рулят? — спросил я.
Он поморщился.
— На всякий случай и с ними не ссоримся. Хотя стараемся быть хорошими христианами. Гез, покажи графу, где придется коротать путешествие. Не апартаменты, не взыщите...
— Все в порядке, — заверил я. — Я не родился графом.
Он кивнул.
— Да это видно...
— По чему?
— А как город на уши поставили. Весь порт только о вас говорит. Вы наш герой!..
— Ваш?
— Ну да, разве не будете строить новый и обязательно большой порт?
— Буду, — признался я. — Уже сегодня начнут! А куда поставим Зайчика? Это моя смирная лошадка.
— Вы лошадкой называете вот этого слона?
— Какой слон? — обиделся я. — Где хобот? Где бивни?
Яргард почесал в затылке.
— В самом деле, нет... Как я сразу не заметил. А по росту вроде слон.
За нашими спинами охнуло, матрос задрал голову, глаза выпучились, как у рака. Я взглянул в небо и тоже охнул. В синеве плывет безмятежно закрученная по спирали гигантская ракушка. В таких, но в тысячи раз мельче, живут морские моллюски. Волны в изобилии усеивают ими берега в час прилива. Только эта размером с авианосец и холодно поблескивает в лучах восходящего солнца вороненой сталью.
Мы ошалело провожали ее взглядами. Громадина уплывает в потоках воздуха неспешно, как облачко, как невесомый воздушный шар. Опустела тысячи лет назад, мелькнуло в черепе тоскливое. Умер не только экипаж, но рассыпались в пыль даже хитроумные двигатели... И не уплывает, просто ее уносит потоками воздуха.
— Почему?.. — прошептал Сенешаль. — Почему... не падает?
Для верхних слоев, сказал трезвый внутренний голос, где атмосфера пожиже, слишком тяжела, а для нижних — легка. Вот и болтается посредине, как говно в проруби. Кто-то уравновесил... или само так получилось...
Ракушка в недосягаемой выси прошла над бухтой, мы неотрывно смотрели вслед, как вдруг из поднебесья донесся далекий лязг, словно огромный небесный рыцарь застегивает стальной панцирь. Ракушка медленно повернулась на ребро, продолжая двигаться в потоках воздуха с громоздкой неспешностью дирижабля. Нижнее кольцо дрогнуло, удлинилось, добавились еще два, последнее широким темным раструбом нацелилось на проплывающую внизу землю.
Мое сердце отчаянно забилось. Тело на палубе, а душа подпрыгнула и, отчаянно трепыхая куцыми крылышками, взлетела и цеплялась за небесный металл, отыскивая дверь.
— Что это? — прошептал я потрясенно.
Капитан Яргард перекрестился, другой рукой суетливо щупал амулет на груди.
— Порождение Юга, — прошептал он еще тише.
— Вы такие уже видели?
— Видел разок... Но не такую.
За нашими спинами боцман сказал хриплым голосом:
— Не к добру это... Не к добру!
— Знамение, — произнес Сенешаль значительно. — Знамение.
Ракушка скрылась, Яргард опомнился, пинками и руганью разогнал матросов по кораблю, пора поднимать паруса, только я, замерев, смотрел ей вслед. Есть ли там люди? Или же сопит и трудится одна автоматика?
На корабле несколько тесных каморок, одна из них моя. Я вошел, пригибаясь, огляделся. Одна-единственная лавка, она же койка, и, что удивило, откидной столик, как в самолетах высокого класса, только побольше. Насколько помню, в эти времена такие столики не водились. Понятно, позаимствовали с Юга....
Сердце бьется часто и взволнованно, не нахожу себе места. Сверху через тонкие доски доносятся крики и команды, стук сапог и деловой шум.
Я шагнул к лавке, сердце едва слышно трепыхнулось в радостном предчувствии. Я вздрогнул от кончиков ушей до пят, огляделся, воздух затрещал, как при сильнейшем электрическом разряде. В двух шагах возникла шаровая молния. Ее трясло и дергало, но выдержала напор хаоса и разрослась в плазменную фигуру человека.
