Приказ прибыть к комполка разбудил Игоря рано утром, только-только успело рассвести. Ругнувшись, лейтенант подумал, что опять поступило какое-то «срочное и важное указание», по которому собирать совещание с комбатами под запись — а сержант-стенографист до завтра уехал с особистом полка в штаб дивизии. Вот и вспомнили, что командир разведчиков, пока занимал должность переводчика полка, тоже стенографировал. А ему бы сейчас отоспаться, с «нейтралки», куда ползали слушать немецких часовых, вернулись только глубоко ночью… Да и погода сегодня чудо, как хороша. Здесь в Новгородчине, недалеко от Балтийского моря, конец февраля — будто дома, под Москвой, март: снег помаленьку таял, превращаясь в кашу, а сверху всё залило густым молоком тумана. Можно не опасаться ни бомбёжки, ни обстрела, ни внезапной атаки. Вот только приказ есть приказ. Игорь наспех побрился, подшил свежий воротничок. Глянул в маленькое зеркало: ничего, сгодится. Даже мешки под глазами из-под очков не очень заметны. А остальное… чёрт с ним, Батя — мужик с понятием, придираться к мелочам не будет.
Судя по всему, Игорь успел в штабную землянку первым. С порога начал:
— Товарищ подполковник! По вашему приказанию лейтенант…
— Вольно, лейтенант. Присаживайтесь.
Света в землянке сквозь крохотное оконце проникало мало, фонарь-«сопливка», который делали из пушечной гильзы, солярки и обрывков портянки, не горел, поэтому ещё одного человека Игорь заметил в углу не сразу. А поняв, кто там сидит, напрягся: полковой особист, Василий Дмитриевич. После комполка, наверное, самый уважаемый у них в части человек. По меркам двадцатилетнего лейтенанта старик, за пятьдесят уже. В Гражданскую воевал, в полк ещё под Москвой пришёл и немало молодых горячих парней своим холодным опытом спас… Вот только должность у него сложная. И если он здесь — разговор будет не из простых и наверняка не очень приятный.
— Вот что, Игорь…
В землянке повисла нехорошая тревога: если комполка обращается не по званию и фамилии, а по имени — дело скверное.
— В штабе дивизии решили выяснить, как мы десять дней назад, — подполковник запнулся, — оплошали.
Игорь сжал зубы, еле сдерживая матерное слово. Остановило только то, что командир, преподававший до войны в университете, к нецензурной брани относился без одобрения. Разобраться! Оплошали! Как будто мало им, что угодили в ловушку с ложным отступлением. Чудом всем полком тогда в немецких окопах не остались, ещё большим чудом «оставленные» противником окопы удержали и держат до сих пор как плацдарм для наступления на город Холм. Вот только цена — уже четыре сотни похоронок и атаки с танками и артиллерией через день… А теперь ещё какие-то гниды с проверкой едут!
Вдруг заговорил Василий Дмитриевич:
— В общем, так. Мне хорошие знакомые в штабе дивизии шепнули, что кое-кто уже всё решил. И виноват, что проворонили немецкие танки и остальное — ты. Как командир полковой разведки. Понял?
У Игоря потемнело в глазах. Но как сквозь вату он всё же расслышал комполка.
— Немедленно собираешься и уходишь в НП на нейтралке. И сидишь там до тех пор, пока я не прикажу. Исполнять.
Нейтральная полоса — странное место. Вроде бы уже не наше — но ещё и не вражеское. Здесь словно стираются все те неписаные, но от этого не менее строгие фронтовые правила и законы. И дело даже не в том, что шальной снаряд или пуля могут прилететь с любой стороны, свои легко принять за вражеских разведчиков и обстрелять, а немцы прикрыть ответным огнём, давая возможность спрятаться, уползти от железного шквала. Здесь, только здесь ты вдруг остаёшься один. В любом другом месте, даже глубоко в немецком тылу, ранят тебя — и товарищи вытащат любой ценой, пусть для этого придётся бросить кровью добытые документы или языка… Но только не здесь. На нейтральной полосе можешь рассчитывать только на себя, даже если костлявая примется жадно дышать в самое ухо. Да и сам не пожелаешь помощи, которая может выдать врагу — так как знаешь, насколько дорого обходится каждый безопасный проход к немецким позициям, каждый наблюдательный пункт в мешанине из воронок, колючей проволоки, мин и неразорвавшихся снарядов.
Именно здесь, спрятавшись посреди четырёх сотен метров ничейной земли, и расположился наблюдательный пункт разведчиков. Игорь, который безвылазно сидел в нём уже неделю, думал, как ему повезло. И не только потому, что земляк Игоря успел предупредить Василия Дмитриевича. В этот раз НП разведчики сумели устроить не в воронке, полной грязи пополам с водой, не среди вывороченных столбов заграждения и мотков колючей проволоки — а с комфортом в подвале разрушенного хутора. Причём квартировали здесь, судя по всему, офицеры. И явно рассчитывая вернуться обратно, как только попавших в ловушку русских отгонят назад, не стали ломать лежаки и самодельный столик из обломков досок. Поэтому можно и выспаться нормально, и поесть по-человечески: сидя, а не скрючившись в три погибели и засовывая в рот сухпай пополам с грязью. Если же опять, как сегодня, ляжет густой туман — то даже похлебать горячего супа, который ребята обязательно притащат прямо с батальонной кухни.
