Гёте был стар.
Десятого июня 1823 года, когда Иоганн Петер Эккерман впервые переступил порог уже тогда всемирно знаменитого дома на Фрауэнплане, домовладельцу, его высокопревосходительству действительному тайному советнику и министру великого герцогства Саксен-Веймарского и Эйзенахского, господину Иоганну Вольфгангу фон Гёте было без малого семьдесят четыре года: до 28 августа, дня рождения великого поэта и мыслителя, оставалось чуть более двух с половиною месяцев.
Знаменательный день их первой встречи возымел для обеих сторон непредвидимо важные последствия. Здесь неприметная тропа начинающего литератора, выходца из самых темных и неимущих слоев народа, скрестилась с триумфальным шествием немецкого национально-всемирного гения — «любимца богов», как называли Гёте друзья и недруги, как он и сам себя с горечью написал в тогда еще не написанной «Мариенбадской элегии»:
А мной — весь мир, я сам собой утрачен,
Богов любимцем был я с детских лет,
Мне был ларец Пандоры предназначен,
Где много благ, стократно больше бед!
Я счастлив был, с прекрасной обрученный,
Отвергнут ею — гибну, обреченный.
(Перевод В. Левака)
О том, какое жалкое детство, какая нищенская юность выпала на долю Эккерману, каких трудов стоило ему, сыну непреуспевшего коробейника, бывшему пастушонку, солдату-егерю, добровольно принявшему участие в освободительных войнах против Наполеона, и, позднее, военному писарю, самоучкой на двадцать четвертом году жизни подготовиться к поступлению в предпоследний класс гимназии, а там, с помощью добрых людей, и в Гейдельбергский университет, — обо всем этом читатель узнает из краткого автобиографического очерка, предпосланного Эккерманом его «Разговорам с Гёте». В 1821 году Эккерман напечатал сборник лирических стихотворений, как-никак принесший ему сто пятьдесят талеров. Это дало ему возможность предпринять путешествие в саксонские герцогства и — через Лейпциг, Мерзебург, Дрезден — добраться до Веймара в тайной надежде повстречаться с Гёте, — ведь и он, Эккерман, «стал теперь тоже поэтом»…
Но Эккерману не повезло: Гёте был в отъезде. А впрочем, будь он даже и в Веймаре, их встреча едва ли бы состоялась. Домочадцы всячески ограждали покой великого человека. Наплыв молодых людей, мнящих себя поэтами, был и впрямь непомерно велик. Каждая почта поставляла множество рукописей и сборников «начинающих». Обычно им направлялось стандартное уведомление, написанное рукою секретаря, в котором высказывалась благодарность от имени «его превосходительства господина фон Гёте» за любезно присланные ему плоды их усердного служения музам. Таким вежливым, на деле ничего не значившим, уведомлением был почтен и Эккерман, когда он заглянул в дом без хозяина на Фрауэнплане.
Но эта неудача не смутила и не обезоружила тихого, но упорно добивавшегося своей цели молодого литератора. Уже в следующем, 1822 году он послал своему кумиру рукопись совсем другого содержания под удачно выбранным заглавием «Мысли о поэзии с ссылками на пример Гёте». Она не могла не привлечь к себе внимания веймарского громовержца. Автор этого сочинения — с точно взвешенным расчетом, но с расчетом любящего — говорил о нем именно то, что хотел бы слышать Гёте от немецкой критики и что не терпелось Эккерману высказать своему учителю жизни — в зависимости и вне зависимости от поставленной себе цели: добиться признания и участия Гёте.
Не надо преувеличивать удельный вес Эккермановых «Мыслей о поэзии». Рядом с тем, что говорил Шиллер о «Вильгельме Мейстере» (в переписке с Гёте), рядом с блестящей статьей 1795 года Фридриха Шлегеля о том же «Мейстере» или с великолепным разбором «Римских элегий», написанным его братом Августом Вильгельмом (замечательным переводчиком Шекспира), рядом с тонким эстетическим трактатом Вильгельма фон Гумбольдта о «Германе и Доротее» или с глубокими суждениями философа Шеллинга о Гёте, его личности и творчестве, — «Мысли о поэзии» Эккермана, конечно, меркнут. Но ведь я противопоставил первому критико-теоретическому опыту гейдельбергского студента самые громкие имена немецкой нации — прием, едва ли дозволенный. И все же, ничуть не впадая в преувеличения, нельзя не признать несомненных достоинств этой ранней работы начинающего критика. Как бы там ни было, но не заурядные стихи, некогда присланные Эккерманом, а этот сборник литературных размышлений предрешил дальнейшую судьбу его автора.
Гёте внимательно прочел поступившую рукопись! Гёте звал Эккермана в Веймар!
Констелляция созвездий на немецком литературном небе благоприятствовала сближению Гёте с его горячим почитателем: Гёте был обременен работой. Много незавершенных рукописей лежало на столе и на полках до странности малой рабочей комнаты писателя — жалкой келейки по сравнению с парадной анфиладой его респектабельного дома. Но великий поэт и мыслитель любил работать в простой до убогости обстановке.
Да, многое так и останется фрагментами. Но не «Поэзия и правда», ее четвертая, завершающая, часть. Но не вторая, окончательная, редакция «Годов странствий Вильгельма Мейстера». И уж никак не «второй Фауст» — «главное дело», как называл Гёте свою работу над второй частью трагедии. Их надо закончить, чего бы это ни стоило! А как его отвлекало от этих неотложных задач редактирование последнего (он знал, что последнего) прижизненного издания его сочинений. Нет, уж пусть потрудятся над ним другие! «Лишь общий надзор за собою оставлю». Но одному Римеру с этим не справиться. Необходим еще и второй самоотверженный помощник.
