Глава 1. Обыкновенный парень
(Дом в Климентовском переулке. Родной завод. Гордость рабочего человека. Рождение мечты.)
Когда я думаю о начале своей спортивной биографии, то всегда вспоминаю далекое детство, веселых мальчишек, моих сверстников, и наш двор.
Помню огромный восьмиэтажный дом, занимавший добрую часть Климентовского переулка. Примыкавшие к нему другие дома образовывали большой закрытый двор. Он служил нам местом постоянных встреч, дружеских бесед, веселых забав.
Но больше всего мы любили наш двор за его простор: здесь можно было даже играть в футбол. Немногие московские дворы в ту пору годились для этой цели. Мы часто устраивали состязания, на которых двор выступал против двора, улица — против улицы. Не берусь судить о технической подготовке игроков, но одно помню хорошо: по воротам били точно. Да иначе и нельзя было: стоило хоть немного промахнуться, и мяч летел в чье-нибудь окно. Раздавался оглушительный треск, мы все, словно осколки разбитого стекла, рассыпались в разные стороны. Как правило, в таких случаях мяч спасти не удавалось, но если даже он и попадал в наши руки, о возобновлении игры в течение ближайшей недели нечего было и думать. Вот почему мы всегда старались быть точными. Врагом номер один для нас, мальчишек-футболистов, был дворник дядя Ваня. Он грозил нам уничтожить мячи, сообщить в милицию и пожаловаться родителям. Но и без дядиваниных жалоб родители были его верными помощниками и запрещали нам «даже думать о футболе». Когда мне исполнилось двенадцать лет, я был допущен в «первую сборную» нашего двора. Помню, начал игру неплохо, но во время одной из атак столкнулся с защитником соперников, здоровенным парнем, и плашмя растянулся на асфальте. Наш капитан поднял меня за руку, дал пинка (таким простейшим способом он выразил свое неудовольствие тем, что я из выгодного положения не забил гол) и презрительно бросил:
— Не вышел силенкой — не лезь…
Так впервые в жизни я узнал, что сила в человеке далеко не последнее качество.
Летом 1940 года я отдыхал в одном из подмосковных пионерских лагерей. Физкультурным руководителем у нас был веселый, жизнерадостный паренек, студент одного из московских вузов. Каждое утро, какая бы ни выдалась погода, он в спортивном костюме выходил на зарядку, бегал и прыгал, а потом с невероятной легкостью проделывал упражнения с двухпудовой гирей. В его руках она казалась перышком: то легко взлетала к небу, то опускалась почти к самой земле. Наблюдая за ним, мы, мальчишки, часто спорили: сумеем ли мы так справиться с гирей? Словно угадав наши мысли, однажды физрук, закончив зарядку, обратился к нам:
— Ну, кто хочет испробовать силенку?
Желающих оказалось хоть отбавляй. Так получилось, что первым пришлось подойти к гире мне. Вокруг воцарилась тишина. Я чувствовал на себе пристальные взгляды товарищей и очень волновался. Быстро подошел к гире, схватился за холодную ручку, потянул ее на себя. Гиря не поддавалась. За спиной послышался легкий смешок. Я почувствовал, что краска заливает лицо. Еще не веря в поражение, я схватился за ручку двумя руками, потянул что есть силы и, не удержавшись, сел на землю. Грянул дружный смех. Чтобы как-нибудь оправдать себя, я зло выкрикнул:
— Чего хохочете, сами попробуйте! — И, вытирая ладонью пот, уже тише проговорил: — Что ж, не родился, видно, богатырем.
— Ничего, Алексей, — сказал мне тогда наш физрук. — Это дело поправимое. Нужно только как следует заняться своей закалкой…
— А как?
— Как, спрашиваешь? Вот вернемся через несколько дней в город, приходи ко мне в институт, все объясню.
Он записал на кусочке бумаги свой адрес и протянул мне. Я старательно спрятал записку в задний карман своих парусиновых штанишек. Но, вернувшись в Москву, обнаружил, что бумажка с адресом потеряна. Две недели приставал я к отцу с просьбой помочь мне разыскать физрука, но он только разводил руками:
— Эх, Лешка, легче в стоге сена булавку отыскать, чем в Москве человека без фамилии.
Было очень обидно. Но втайне я надеялся, что обязательно встречу нашего физрука следующим летом. Поэтому еще в январе начал приставать к отцу с просьбой записать меня в пионерский лагерь. В один из весенних дней он пришел с завода веселый и громко объявил:
— Ну, Леха, просьба твоя уважена. С первого июля в дорогу.
Но поездке этой не суждено было сбыться. 22 июня началась война. Вскоре мы с матерью уехали к родственникам в деревню. Стояла страдная пора. Рабочих рук не хватало. Было стыдно в такое время сидеть без дела.
