В маленькой и неуютном подвале светились лампы, развешанные как гирлянды. Свет был настолько ярким, что резал Айрис глаза. Она, прикованная к железному стулу затянутыми на кистях и голенях кожаными ремнями, не могла пошевелиться. У нее не осталось сил. Кисти в попытках порвать ремни стерло в кровь, кожа нестерпимо болела.
Айрис давно перестала считать шрамы на теле, которые видела на себе сквозь прорехи в изорванном и грязном платье. Цифра «7», вырезанная ножом на руке, все еще кровоточила и пульсировала вспышками боли. Точно так же, как и цифра «6» парой сантиметров левее, правда она зарубцевалась и не болела. Привыкнуть к боли не получалось. Каждый раз становилось страшно, каждый раз на глаза наворачивались слезы, скатываясь по щекам до шеи. Айрис испуганно вращала глазами, пытаясь отыскать тень в завесе света, пытаясь понять, какая боль ожидала ее в этом году.
Она видела за лампами черный мужской силуэт, и слышала тихие металлические стуки, будто кто-то перекладывал острые инструменты на металлическом столе.
— Семь лет, малышка, — произнес Рик бархатным баритоном, и следом за фразой послышалось, как звонко разбилось стекло, рассыпавшись по металлу столешницы. — Семь лет, как не стало Марко. И не стало из-за тебя, грязная белобрысая сука, — фраза прозвучала особенно злобно, с нажимом. У Айрис по спине мурашки пробежались, а сердце заколотилось быстрее. — Сегодня, на твой седьмой день рождения, я придумал особый подарок. Ты же хочешь праздничный ужин? Хочешь, чтобы было как у других девочек, но немного по-особенному? Ой, ты даже плачешь от счастья….
Айрис почти не понимала слов. Их значения. Она лишь знала, к каким эмоциям привязаны определенные фразы, знала, что от слова «убью» в животе холодело, от слова «ненавижу» зажимало в сердце, и других слов почти не слышала. Иногда Рик говорил с ней и плакал, и у нее возникала к нему жалость. Он плакал у нее на коленках, и говорил «пожалей меня», и это грело Айрис, побуждая ее отдавать тепло и заботиться о человеке, который просил помощи. Что-то внутри направляло ее руки, подсказывало: «если погладить человека по голове — ему станет легче». Любовь оставалась в Айрис даже тогда, когда все тело было покрыто болящими ссадинами и синяками, когда болело внизу после того, как Рик избивал ее и вталкивал в нее часть себя.
Прямо внутрь.
Упругую часть, которая пульсировала в ней, если Рик начинал стонать и содрогаться, и брызгала в нее чем-то липким и белым. Это было очень больно. Внизу и внутри постоянно болело от ран, и сколько бы раз Рик не насиловал — боль не уходила. К боли не удавалось привыкнуть. Сначала Айрис терпела, ведь Рику после этого становилось легче, но больше боли не хотелось.
— П-пожалей меня, — жалобно выговорила Айрис дрожащим голосом. — Пожалей меня….
Она произносила это в надежде, что у Рика возникнет такое же чувство, как и у нее. Возникнет желание погладить по голове и позаботиться. Она надеялась, что ей больше не будут делать больно, и подарят тепло.
— Пожалеть? — злобно спросил Рик.
Он с такой силой стиснул ее запястья холодными ладонями, что Айрис издала болезненный стон. Она увидела лицо Рика на фоне развешанных ламп, и от испуга ей перехватило дыхание. Лицо маньяка, накрытое зловещей тенью, воспаленные белки глаз, взгляд, полный ненависти и отчаяния. Взгляд человека, который вот-вот собирался убить.
— П-пожалей, — еле вымолвила она, и схватила ртом побольше воздуха. Она с надеждой взглянула на маленькое прямоугольное оконце под потолком, надеясь снова увидеть там соседского мальчишку. Он иногда к ней прибегал, совершенно не понимая, почему она не выходила играть с ним. «Алекс, — говорил он при первой встрече. — Меня зовут Алекс. А тебя как?»
Но она не знала, что ответить. Не знала, что такое «Алекс», да и вообще этот мальчишка ей поднадоел скоро, но теперь он был как никогда нужен.
— Алекс! — крикнула она. — Алекс!
— Алекс! — Рик передразнил ее, и скорчил нарочито жалобную гримасу, окончательно уничтожив надежду на спасение. — Алекс! — крикнул он и влепил ей звонкую пощечину. — Алекс! — перед глазами Айрис снова вспыхнуло, в щеке возникла жгучая боль, Айрис уронила подбородок на грудь, и всхлипывала, роняя слезы. Волосы закрыли ее лицо. Рик схватился за прядь волос и оттянул их, запрокинув Айрис голову. Боль в скальпе возникла такая, что казалось, его сорвут. Рик облизал шею Айрис, оставив влажный след из слюны.
Ее страдания погружали Рика в эйфорию. Он до сих пор помнил, что именно из-за матери Айрис они оказались в роддоме Четвертого кольца, именно из-за Айрис звуковик ранил Марко, и именно из-за Айрис Марко умер от кровопотери. Ребенок, считал Рик, перечеркнул ему жизнь, убил его любовь, и потому ребенок должен был страдать. Рик мстил Айрис за Марко, и в мести стал беспощадным. «Мелкая отвратительная мерзавка» — с омерзением подумал Рик.
— Такая беззащитная и красивая, не смотря на то, что я порядком тебя изуродовал. Ты же моя единственная. Моя сладкая девочка, — Айрис услышала жужжание ширинки и зажмурилась, почувствовав в ладони упругое, жилистое и пульсирующее. — Подвигай ручкой, как папа любит. Сделай папочке хорошо.
