— Ну, счастливо тебе отдежурить, Кузьмич! — пожилой охранник по старой армейской привычке козырнул напарнику.
— Бывай, Николаич, — завистливо вздохнул сменщик. — Смотри зонт не забудь, моросит там…
— Ага, спасибо.
Заразительно зевнув, Борис Николаевич подхватил сумку и вразвалку направился к выходу. Как говорится, день прошёл, и слава богу. Теперь спать, спать и спать.
Равнодушно посторонившись, пропустил припозднившуюся заплаканную старушку и остановился на крыльце, оценивающе оглядывая небо. Судя по свинцовой хмари до горизонта, дождь зарядил до самого утра. Хотя, оно и немудрено, октябрь на носу.
Втянув сырой холодный воздух, зябко поёжился.
Да, прохладно, не май месяц. Хорошо хоть куртка с подстёжкой.
Привычно потянувшись в карман за сигаретами, отставник вовремя спохватился и воровато оглянулся на глазок видеокамеры. Да тьфу, ты, ещё бы чуть и схлопотал. Начальство не дремлет, уж чего-чего, а содрать штраф за каждый чих не упустит. Лишь бы людям деньги не платить, малость покурить, и того нельзя. С этим в больничке строго. Пятнадцать метров от входа, и всё тут. Место для курения. А ведь сами-то, небось, прямо в кабинете курят, изверги. Да и не только курят, уборщица вон поутру бутылки от коньяка с какими матюками выносит. А тут сам последний раз коньяк не пил кабы не со свадьбы…
Тяжело вздохнув, направился к парочке молоденьких санитаров, жадно смолящих один бычок на двоих.
— Всё наркоманим, молодёжь?
— О, Николаич! — оживилась парочка. — Привет бойцам невидимого фронта! Сигареткой бедных студентов не угостишь?
Охранник подслеповато прищурился.
— Серёг, ты что ли?
— Я, а кто же! И Андрюха со мной.
— Ба, знакомые всё лица… Оба в ночь что ли?
— Ага.
— Повезло, — усмехнулся пенсионер. — Ну, раз так, берите, голодранцы, — протянул пачку. — У самого вон внук такой же балбес…
Прикурив от угодливо протянутой зажигалки, отставник с удовольствием затянулся, провожая взглядом медленно сдающий задом реанимобиль.
— Чудная какая-то. И номера импортные…
Сергей выдохнул колечко дыма и со знанием дела пояснил:
— Дык, понятное дело, чудная. Евросоюз, как-никак.
— Во как! — удивился Борис Николаевич. — Аж Евросоюз? Дипломата, что ль, своего к нам привезли?
— Ха, дипломата! — хмыкнул Андрей. — Не, овоща забирают.
— Кх… Какого ещё овоща? — закашлялся охранник.
— Да коматозника одного из нейрохирургии. Прикинь, мужик почти полгода в коме провалялся, сгнил уж весь, а этим зачем-то ещё понадобился.
— Да, вот судьба, — тяжело вздохнул Борис Николаевич. — Вот так прижмёт, раз, и всё. И никому ты больше не нужен… А что же родственники?
— А что родственники? Так до сих пор никто и не объявился. Менты по базам данных пальчики пробили, везде чисто. По телику показали, тоже никого. А может и просто связываться не хотят, кому оно такое растение нужно? От него ведь теперь считай до самого конца жизни ни на шаг не отойти. Хотя, какой там конец жизни, ему и жить-то всего осталось с гулькин нос.
— Да-а-а, — пригорюнился пенсионер. — Тогда точно на органы…
— Да не, — отмахнулся Сергей. — Кому он нафиг нужен с такими органами! Там всё уже давно атрофировалось. Попробуй столько без движения проваляйся. Не, говорят там какой-то международный научный эксперимент. Межправительственное соглашение…
Дверь открылась. Бережно придерживая серебристую плёнку, рослые светловолосые парни выкатили кушетку и погрузили в реанимобиль. Тревожно мигая маячками, машина медленно выехала за ворота.
— Видал, какая аппаратурка? Не то, что у нас! — хмыкнул Сергей. — Небось, одна система жизнеобеспечения под миллион баксов тянет. Одно слово, Европа!
— Международный эксперимент, говоришь? — Борис Николаевич задумчиво проследил за удаляющимися маячками. — Ну, дай-то бог. Может и починят…
Мерный едва слышный шум систем жизнеобеспечения прервало тихое шипение открываемой двери. Мельком глянув показания приборов, специалисты обошли неподвижное тело и встали в изголовье.
— Итак, коллеги, вот и наш новый чистый лист. Док, прошу вас, взгляните.
Тонкие бледные пальцы в стерильных перчатках ловко раздвинули сомкнутые веки. Яркий луч осветил серую радужку. Реагируя на раздражитель, зрачок послушно сжался в узкую точку.
— Хм, пожалуй, вы съездили не напрасно. Хотя, учитывая общее истощение и характер повреждений, я бы не спешил переходить к дальнейшему тестированию. Надо хотя бы немного нарастить массу. Тридцать восемь килограмм при росте метр семьдесят пять это критично. Сколько вы говорите, он так пролежал?
— Судя по эпикризу, пять месяцев и девять дней. Плюс полсуток на перевозку. В Цюрихе туман, как назло. Рейс задержали на два часа. Да ещё все эти таможенные проволочки…
— Пять месяцев? Однако… Крепкий парень. Что ж, тогда надо дать ему хотя бы один малюсенький шанс. Итак, коллеги, приступим… Гюнтер, что у нас там по шкале Глазго-Питтсбург?
Обвешанный трубками и датчиками пациент равнодушно отнёсся к многочисленным медицинским манипуляциям. Через час после консилиума в дело вступила пожилая дородная медсестра. Оглядев иссушённое, словно скелет тело, сокрушённо вздохнула и что-то сердито бурча, приступила к обработке ужасающих пролежней. Напоследок поставив укол антибиотика, украдкой перекрестила бедолагу и аккуратно чиркнула картой, прикрывая за собой дверь.
