Радиопьеса
Диктор должен сказать несколько слов о романе: Даниэль Дефо / Александр Селькирк [1] / Робинзон / Пятница
Лейтмотивом может быть «Solitude» Дюка Эллингтона [2].
Шум самолета, идущего на посадку.
Робинзон (взволнованно). Смотри, смотри, Пятница! Остров! Мой остров!
Пятница. Да, хозяин. (За словом «хозяин» следует невольный смешок, как бы вопреки желанию Пятницы удержаться от смеха.)
Робинзон. Видишь бухточку? Вон она, я ее узнал! Помнишь, на тот берег высадились каннибалы. Там я спас тебе жизнь, Пятница! Погляди!
Пятница. Да, хозяин (Смешок), отсюда очень хорошо виден берег, где меня чуть не съели эти жуткие каннибалы, но ведь незадолго до этого мое племя решило съесть их всех до единого. «Вот она – жизнь», как поется в знаменитом танго!
Робинзон. Мой остров, Пятница! Я снова вижу мой остров. И я узнал его, несмотря на такие перемены! Господи, как здесь все изменилось!
Пятница. О, да, хозяин… (Смешок) Что изменилось – то изменилось. Я тоже узнаю остров, где ты научил меня быть хорошим рабом. Отсюда видно то место, где стояла твоя хижина.
Робинзон. Боже! Какие небоскребы! В 24, нет, подожди, в 32 этажа! Ну просто чудеса, Пятница!
Пятница. Да, хозяин. (Смешок.)
Робинзон. Скажи мне, почему ты хихикаешь, когда говоришь со мной? Раньше ничего подобного не было, да я бы и не допустил. Откуда это взялось? Хотелось бы знать, что смешного в том, что я – твой хозяин? Кто спас тебя от чудовищной смерти? Кто сделал из тебя цивилизованного человека!
Пятница. И правда, ничего нет смешного, хозяин. (Смешок) Сам не могу понять, что за напасть, поверьте. Я консультировался с двумя психоаналитиками, чтобы удвоить шанс, как мы делаем на скачках: один – фрейдист, а другой – последователь Юнга. А помимо этого был на приеме у одной знаменитости… этот врач вообще против методов психиатрии. Кстати, только он один и поверил, что я – тот самый Пятница из твоей книги.
Робинзон. И какой поставил диагноз?
Пятница. Данные обследования пока что обрабатываются на компьютере в Далласе. Но Жак Лакан [3] склонен считать, что это – нервный тик.
Робинзон. Ну ладно, если всего лишь нервный тик, то с этим можно справиться. Пройдет со временем. Смотри, мы уже садимся. А какой построили аэропорт! Какие взлетные полосы и там и там! А кругом – тоже города… А там, вроде, нефтяные скважины! Почти нет ни лесов, ни лугов, где я бродил в полном одиночестве, а уж потом вместе с тобой. Ты только взгляни на эти небоскребы, на это скопище яхт в бухте! Кто теперь может представить, что такое одиночество на острове Хуан Фернандес? Ах, Пятница, не зря еще Софокл, да, вроде бы, Софокл сказал, что человек – существо поразительное!
Пятница. Ну да, хозяин. (Смешок.)
Робинзон (самому себе). По правде говоря, меня уже начинает злить это дурацкое хихиканье.
Пятница. А я вот никак не возьму в толк, хозяин, с чего тебе вдруг вздумалось вернуться на остров. Тому, кто прочел твою книгу с должным вниманием, совершенно ясно, как ты здесь маялся. Ведь когда нас наконец вызволили отсюда, ты чуть с ума не сошел от радости. А когда мы отходили от берегов этого острова, ты, если б не твоя воспитанность, с превеликим удовольствием показал бы ему свой голый зад.
Робинзон. Ах, Пятница, как мы ни старались дать вам, индейцам, образование в лучших университетах, есть вещи, которые вы не в состоянии понять. Тебе, бедняга, хоть тресни, не дано осмыслить чудо технического прогресса. Я бы даже сказал, что теперешний вид нашего острова то ли разочаровывает тебя, то ли настораживает. Я читаю, прочел по твоим глазам.
Пятница. Нет, хозяин. (На этот раз без смешка.) Я-то заранее знал, с чем мы столкнемся. Ну для чего, спрашивается, у нас телевидение, кино, «National Geographic Magazine»? He знаю, не могу объяснить, почему мне и тревожно и грустно, но, пожалуй, из-за тебя, прости.
Робинзон (со смехом). Из-за меня? Да ты что! Перед тобой самый счастливый человек на свете! Посмотри-ка на меня внимательнее, а потом посмотри, какое чудо там, внизу…
Пятница. Хм.
Робинзон. Чего мне еще хотеть от жизни? Ведь я воочию увидел воплощение моих мечтаний о прогрессе, о процессе цивилизации. Да не только – моих, а всех белых людей… ну, для скромности скажем – всех британцев.
Пятница. Да, хозяин (смешок). Однако, ты пока еще в самолете. И, прости, радуешься раньше времени, это я чую носом.
Робинзон. Носом? О, Пятница, после такого воспитания, после всего, чему тебя учили!
Пятница. Разумеется, учили, хозяин. (Смешок.) Только мне не понять, почему самолет кружит и кружит над островом?
Робинзон. Как я полагаю, летчик делает это в мою честь, дорогой Пятница, он, видимо, хочет, чтобы я разглядел с высоты все, что можно на дорогом моему сердцу острове, который сегодня – воистину рай на земле в самом современном смысле слова. Вот теперь мы уже садимся. Доставай наши вещи, Пятница. А когда будешь забирать багаж, пересчитай все – пять моих чемоданов и твой рюкзак. Шесть мест.
Шум приземляющегося самолета, шаги пассажиров, идущих по длинным коридорам, и т. д.
Громкоговоритель. Пассажиры, следующие в Буэнос-Айрес, Кито, Сантьяго и Панаму, проходят по коридору с зелеными указателями. Пассажиры, летящие в Хьюстон и в Сан-Франциско, следуют по коридору с синими стрелками. Пассажиры, прибывшие на Хуан-Фернандес, пройдите по коридору с желтыми стрелками. Благодарю за внимание.
