Княгиня Наталья Петровна с трудом поднялась с кресла. Поправив шаль, отмахнулась от надоедливых приживалок и, стараясь держать спину, прошла к окну.
Снег валит крупными мохнатыми хлопьями, в желтоватом свете фонарей сверкают сугробы, мимо окон лихо промчали чьи-то сани.
Графиня выгнула шею, смутные воспоминания нахлынули на нее, захотелось завернуться в шубу и вот так же пронестись вдоль Невы, навстречу ветру, со смехом и…
Лицо графини недовольно сморщилось, она зябко повела плечами. Отвратительное время — старость. Твои желания еще не умерли, еще теплится огонь в душе, еще живы чувства, но вот твое тело, предательски слабое, уродливое, дряхлое, держит их словно в темнице, заставляя жить тоскливой, скучной жизнью старой развалины. И никакие протирания, никакие румяна и корсеты не могут этого исправить.
Наталья Петровна обернулась к притихшим своим домочадцам и, окинув их привычно суровым взглядом, сухо распорядилась:
— Чаю пускай подают, да собираться надо. Нынче бал у английского посланника. Лиза, со мной поедешь. — Голос ее прозвучал надтреснуто, скрипуче.
Княгиня Наталья Петровна Голицина — прославленная красавица, которой восхищалась не только российская столица, но и французский двор, за которой ухаживал будущий король Англии Георг IV. Княгиня Голицина, кружившая головы самым прославленным мужам своего времени, постаревшая, подурневшая, напудренная, нарумяненная, наряженная по старинной моде, сидела перед зеркалом в будуаре своего роскошного петербургского дворца, глядя с ненавистью на свое отражение.
— Какие прикажете подать драгоценности? — робко спросила из-за спинки кресла ее воспитанница Елизавета Ивановна, держа в руках шкатулку с любимым бриллиантовым гарнитуром княгини.
— Подите все вон, — раздраженно каркнула княгиня, отмахиваясь иссохшей рукой от надоедливой услужливости. — Шкатулку оставь!
Когда все, кланяясь, удалились, Наталья Петровна, отвернувшись от зеркала, открыла старинную серебряную шкатулку, украшенную эмалью и драгоценными камнями, нажала пальчиком невидимую пружину на крышке, и медальон, изображавший Амура в объятиях Психеи, открылся. Под ним скрывалось другое изображение. Юная девушка с пышной высокой прической, украшенной цветами и птицами, в объятиях красавца в напудренном парике.
Княгиня нежно провела по изображению пальцем.
Граф Сен-Жермен и она, еще юная, свежая, сама похожая на нежную розу, украшающую ее прическу.
Выцветшие глаза княгини стали влажными, не то от нахлынувших воспоминаний, не то от старческой слабости. Наталья Петровна Голицина, властная, суровая, крепко державшая в своих руках детей и внуков, никогда не была сентиментальна. Лишь однажды она дала волю своим чувствам, выбрав предметом страсти загадочного, таинственного графа Сен-Жермен. Ходили слухи, что ему известна тайна бессмертия, что он открыл формулу философского камня, что ему подчиняются время и стихии.
Наталья Петровна не знала, правда это или выдумка. Возможно, даже выдумка самого графа. Ей было все равно, она увлеклась мужчиной. Невероятно умным, образованным, бесстрашным, влиятельным, самым замечательным из встреченных ею. К тому же невероятно красивым. Их роман был скоротечен, стремителен, на прощание граф сделал своей возлюбленной подарок. В обществе болтали о том, что граф открыл ей тайну трех карт, это была чистейшей воды выдумка. Но отчего-то этот анекдот был подхвачен всем светом, и теперь буквально каждый ему верил.
Нет. Все было не так. Совсем не так. Не было трех карт.
Наталья Петровна действительно проигралась герцогу Орлеанскому. Сумма была совершенно немыслимой, огромной. Муж отказался платить.
— Не печалься, моя радость, не могу видеть тебя печальной. — Нежно целуя в губы свою возлюбленную, проговорил Сен-Жермен.
— Ты собираешься выплатить мой долг? — высокомерно спросила гордая красавица.
— Нет. Но я кое-что подарю тебе, — беря в свои руки нежную тонкую ладонь, пообещал граф. — Я предлагал тебе в дар бессмертие, ты отказалась. Я подарю тебе век. И кое-что еще. — Граф поднялся, подошел к небольшому бюро, украшенному маркетри, и достал оттуда небольшую серебряную шкатулку, украшенную эмалевыми медальонами. — Любовь моя, я готовил этот подарок как прощальный. Нам скоро суждено расстаться. Эта шкатулка имеет секрет. — Граф нажал скрытую пружину, и овальный медальон, украшающий крышку шкатулки, открылся. — Я заказал этот двойной портрет лучшему парижскому живописцу. Он будет нашей тайной. Ты всегда сможешь взглянуть на него и вспомнить это божественно прекрасное время, что мы провели с тобой.
— Шкатулка очаровательна, и медальон тоже, но как все это поможет мне выплатить долг? — страдальчески вопросила практичная Наталья Петровна. — Ты же не хочешь, чтобы я продала ее?
— Нет, конечно. — Граф нажал на медальон с двойным портретом, и он отскочил, открывая крохотный тайник. — Вот мой главный дар. Шкатулка лишь обрамление. — Граф достал из тайника перстень, довольно простой и грубой работы, с крупным голубым камнем. — Это голубой карбункул. Большая редкость, а кольцо принадлежало самому Гермесу Тресмигисту, древнейшему и величайшему из алхимиков. Он имеет невероятную силу.
