Андрей ДАШКОВ
ПРОДАВЕЦ ИЛЛЮЗИЙ
Старик остановил свою колымагу на перекрестке, который существовал, возможно, только в больном воображении его друга Карла. Но судя по тому, как точно описал Карл это место и с какой светлой радостью он простился с жизнью и встретил Костлявую, с мозгами у него все было в порядке. Старик не видел более счастливого человека, чем Карл, лежавший на смертном одре, хотя повидал на своем веку достаточно – и хорошего, и плохого. Плохого, конечно, было гораздо больше, но зато лучшие дни сияли, как звезды, на черном, как его совесть, небосводе, а мгновения надежды и любви, отпечатавшись в памяти, возвышались теперь подобно сказочным островам над серым океаном будней. У старика был совсем маленький архипелаг. Карл же, видимо, достиг перед смертью берегов рая.
Наверное, потому старик и воспринял всерьез его последние слова. Карл спасся сам и хотел помочь другу. Кроме Карла, у старика никого не было, и с его смертью он осознал свое окончательное сиротство – без всяких иллюзий и даже без надежды хотя бы ненадолго забыться. Он мог бы рассказать о том, как трудно пережить порой одну-единственную ночь. Он заранее оплатил собственные похороны. Он вручил соседям дубликат ключа от своей квартиры – с его стороны это был жест доброй воли, ведь он позаботился о том, чтобы этаж не пропитался трупным смрадом, если он внезапно умрет и проваляется, разлагаясь, слишком долго. Он отлично понимал, что не нужен никому в целом мире. Ушел последний человек, с которым старик делил остаток своей загубленной жизни, – ушел туда, где не слышны голоса и неощутимы прикосновения, где нет воздуха, которым дышали они оба, и даже немыслимо молчание, от которого тихо плачут два сердца.
Старик остановился, потому что у него вдруг возникло плохое предчувствие. Он доверял плохим предчувствиям. Это было нечто из области необъяснимого, однако прежде, вероятно, помогало избежать худшего. Вот и сейчас: еще не поздно было передумать, отказаться от своего намерения и вернуться – но куда и зачем? Что ждало его там, позади, кроме холода одиночества, болезней и тоскливых мыслей, которые метались в мозгу, словно голодные крысы в опустевшем доме? А в самом конце – богадельня, где он будет мочиться под себя и следить за тенями на телеэкране, уже ни хрена не соображая…
Действительно ли он хотел сбежать от самого себя, от ненавистной старости, неизбежной слабости, жестокого разочарования в Боге, устроившем лотерею, которая не прекращается уже десяток тысяч лет, и даже честно воздающем по выигравшим билетам, но под конец отбирающем все? И если да, то что же тогда означало «плохое предчувствие»? Реальную угрозу близкой смерти? Смешно… Старик не боялся смерти. Не имело значения и оставшееся в его распоряжении время – все равно он не успеет и не сумеет сделать ничего, достойного упоминания. Точнее, ничего такого, что заставило бы его в последнюю минуту улыбнуться так, как улыбался Карл. Это была улыбка человека, озаренного светом, который падал ОТТУДА, потусторонним сиянием истины, – улыбка неземного покоя, улыбка того, кто проник в самое сердце вечной тайны и обрел абсолютную свободу – в том числе от предавшей его плоти.
Если бы старик не видел этого своими глазами, он ни за что бы не поверил. Он перепробовал все рецепты спасения – и тщетно. Когда же он опустил руки? После смерти жены? Или после гибели сына?
Убийцы его мальчика были живы по сей день. Их вину не удалось доказать. Они ездили в дорогих автомобилях и трахали продажных красоток. Они обедали в лучших ресторанах и жили в роскошных домах. Их дети учились в самых привилегированных школах и скорее всего не подозревали, чьей кровью оплачено их безмятежное благополучие.
Старик стиснул вставные зубы и потянулся за бутылкой, лежавшей рядом на переднем сиденье. Водка успела нагреться, но он пил ее, как воду, и сделал четыре больших глотка, даже не ощутив поначалу, что это алкоголь. Сам виноват – его соленые слезы капали в незаживающую рану…
Наручные часы отмерили восемь минут, прежде чем к нему вернулась решимость. Помогла не водка, помогло другое: он снова вспомнил свет, который излучало лицо Карла, когда тот объяснял ему, как добраться до ПЕРЕКРЕСТКА, а затем и до… Нет, о том, что ждет в конце пути, старик не хотел думать. Если все окажется ложью, то на этот раз уж точно последней. Самой горькой. Просто убийственной – в буквальном смысле слова.
Не выходя из машины, он огляделся по сторонам. Дорога была пустынной – а чего он, собственно, ожидал? Что здесь выстроится очередь из легковерных придурков, не умеющих смиряться с ужасной правдой существования?.. Впереди, метрах в ста пятидесяти, ржавело то, что осталось от заправочной станции; еще дальше виднелся заброшенный шахтерский поселок. На покосившемся дорожном указателе еще можно было разобрать надпись «Глубокое». Деревянный столб, с которого свисали обрывки проводов, служил наблюдательной вышкой для черного ворона. Где-то вдали под ударами ветра громыхало кровельное железо, и казалось, приближается гроза. Но грозы не было и быть не могло. Терриконы. Сухостой. Разоренная земля и плоское желтое небо…