Мы подходили на пароходе к Индии. Утром должны были прийти. Я сменился с вахты, устал и никак не мог заснуть: всё думал, как там будет. Вот как если б мне в детстве целый ящик игрушек принесли и только завтра можно его раскупорить. Всё думал: вот утром сразу открою глаза – и индусы, чёрные, заходят вокруг, забормочут непонятно – не то что на картинке. Бананы прямо на кусте, город новый – всё зашевелится, заиграет. И слоны! Главное – слонов мне хотелось посмотреть. Всё не верилось, что они там не так, как в Зоологическом, а запросто ходят, возят – по улице вдруг такая громада прёт.
Заснуть не мог, прямо ноги от нетерпения чесались. Ведь это, знаете, когда сушей едешь – совсем не то: видишь, как всё постепенно меняется. А тут две недели океан – вода и вода – и сразу новая страна. Как занавес в театре подняли.
Наутро затопали на палубе, загудели. Я бросился к иллюминатору (окну) – готово: город белый на берегу стоит; порт, суда, около борта шлюпки, в них чёрные люди в белых чалмах, зубами блестят, кричат что-то. Солнце светит со всей силы, жжёт, – кажется, светом давит. Тут я как с ума сошёл, задохнулся прямо – как будто я не я и всё это сказка. Есть ничего с утра не хотел. Товарищи дорогие, я за вас по две вахты в море стоять буду, на берег отпустите скорей!
Выскочили вдвоём на берег. В порту, в городе всё бурлит, кипит, народ толчётся, а мы – как оголтелые и не знаем, что смотреть, и не идём, а будто нас что несёт (да и после моря по берегу всегда странно ходить). Смотрим – трамвай. Сели в трамвай, сами толком не знаем, зачем едем, лишь бы дальше – очумели прямо. Трамвай нас мчит, мы глазеем по сторонам – и не заметили, как выехали на окраину. Дальше не идёт. Вылезли. Дорога. Пошли по дороге. Придём куда-нибудь.
Тут мы немного успокоились и заметили, что здорово жарко.
Солнце над самой маковкой стоит, тень от тебя не ложится, а вся тень под тобой: идёшь и тень свою топчешь.
Порядочно уже прошли, уж людей не стало встречаться, смотрим – навстречу слон. С ним четверо ребят, бегут рядом по дороге. Я прямо глазам не поверил: в городе ни одного не видали, а тут запросто идёт по дороге – мне казалось, что из Зоологического вырвался. Слон нас увидел и остановился. Нам жутковато стало: больших при нём никого нет, ребята одни. А кто его знает, что у него на уме? Мотанёт раз хоботом – и готово. А слон, наверно, про нас так думал: идут какие-то необыкновенные, неизвестные, кто их знает? И стал.
Сейчас хобот загнул крючком, мальчишка старший стал на крюк на этот, как на подножку, рукой за хобот придерживается, и слон его осторожно отправил себе на голову. Тот там уселся между ушами, как на столе. Потом слон тем же порядком отправил ещё двоих сразу, а четвёртый был маленький, лет трёх, должно быть, – на нём только рубашонка была коротенькая, вроде лифчика. Слон ему подставляет хобот – иди, мол, садись. А он выкрутасы разные делает, хохочет, убегает. Старший кричит ему сверху, а он скачет и дразнит – не возьмёшь, мол. Слон не стал ждать, опустил хобот и пошёл – сделал вид, что он на его фокусы и смотреть не хочет. Идёт, хобот мерно покачивает, а мальчишка вьётся около ног, кривляется. И как раз, когда он ничего не ждал, слон вдруг хоботом цап! Да так ловко – поймал его за рубашонку сзади и подымает наверх осторожно. Тот руками, ногами, как жучок, – нет уж, никаких тебе! Поднял его слон, осторожно опустил себе на голову, а там ребята его приняли. Он там, на слоне, всё ещё воевать пробовал.
![Девять возвращений [Повести и рассказы]](/storage/book-covers/ed/ed7af831d7446cc273c19395f0b07a748a40724c.jpg)
