— Скоро рассветет, — сказал Балтазар.
Это были первые слова, произнесенные за долгие ночные часы. И хотя мне вообще не хотелось слушать Балтазара, я понимала, что он прав. Вампиры нутром ощущают приближение рассвета.
Чувствует ли его Лукас?
Мы сидели в проекционной заброшенного кинотеатра. На увешанных постерами стенах по-прежнему виднелись следы ночного сражения. Вик, единственный человек в этом помещении, дремал, положив голову на плечо Ранульфу, и его песочного цвета волосы спутались и примялись. Ранульф сидел молча, опустив залитый кровью топор на колени, словно каждую секунду ожидал нового нападения. Со своим вытянутым худощавым лицом и подстриженными под горшок волосами он, как никогда, походил на средневекового святого. Балтазар стоял в дальнем углу проекционной — держался на расстоянии из уважения к моему горю. Однако из-за его высокого роста и широких плеч казалось, что он занимает слишком много места.
Я сидела, положив голову Лукаса себе на колени. Будь я живой или вампиром, не смогла бы провести столько часов неподвижно, все бы затекло. Но поскольку я стала привидением, лишенным физического тела, то смогла побыть возле Лукаса всю долгую ночь его смерти.
Я откинула назад свои длинные рыжие волосы, стараясь не замечать, что концы прядей испачканы в крови Лукаса.
Черити убила его прямо у меня на глазах, воспользовавшись тем, что Лукас пытался защитить меня, не думая о себе. Движимая ненавистью к любому, кто что-то значил для Балтазара, брата, сделавшего ее вампиром, она совершила последнюю и самую ужасную попытку ранить меня. Укусив человека, которого уже кусал, а значит, подготовил к трансформации, другой вампир, Черити нарушила самое главное вампирское табу: Лукаса могла превратить только я. Но Черити уже давно не волновали запреты. Ее не волновал никто и ничто, кроме Балтазара и возможности ему насолить.
И где бы она ни находилась сейчас, Черити наверняка наслаждалась мыслью, что разбила мне сердце, что из-за нее Лукас оказался в ужасном положении.
«Лучше умереть», — говорил он всегда. Когда я еще была живой и куда более наивной, то мечтала, что он станет вампиром вместе со мной. Но его воспитали охотники Черного Креста, ненавидевшие нежить и яростно преследовавшие ее. Превращение в вампира всегда было самым страшным кошмаром Лукаса.
И теперь этот кошмар стал реальностью.
— Долго еще? — спросила я.
— Несколько минут. — Балтазар шагнул вперед, увидел выражение моего лица и не подошел ближе. — Вику пора уходить.
— Что происходит? — спросил Вик сонным голосом. Он сел, и на его лице замешательство сменилось ужасом — он увидел на полу тело Лукаса, бледное и окровавленное. — О!.. А я на секунду решил, что это был просто дурной сон. А это все взаправду…
Балтазар покачал головой:
— Извини, Вик, но ты должен уйти.
Я понимала, почему Балтазар так говорит. Родители, всегда желавшие, чтобы я стала вампиром, рассказывали мне про первые часы после превращения. Когда Лукас очнется, он будет хотеть свежей крови — хотеть отчаянно и стремиться ее получить. Голод вытеснит все остальные мысли. Голод может заставить его убить.
Вик ничего этого не знал.
— Да ладно, Балтазар. До сих пор я все время был с вами, ребята, и не хочу бросать Лукаса сейчас.
— Балтазар прав, — заговорил Ранульф. — Безопаснее, если ты уйдешь.
— Что значит — безопаснее?
— Вик, уходи, — сказала и я. Меньше всего мне хотелось прогонять его, но, раз уж он не понимает, что происходит, придется проявить резкость. — Если хочешь остаться в живых, уходи.
Вик побледнел.
Балтазар гораздо мягче добавил:
— Живым здесь нечего делать. Могут остаться только мертвые.
Вик провел руками по взъерошенным волосам, кивнул Ранульфу и вышел из кинопроекционной. Может быть, он поедет домой и попробует заняться чем-нибудь полезным — убраться, к примеру, или приготовить еду, которую никто, кроме него, не станет есть. В этот миг любые человеческие заботы казались мне очень далекими.
Когда Вик ушел, я все-таки сумела высказать вслух мысль, мучившую меня все эти долгие часы.
— Разве мы… — Горло перехватило, пришлось сглотнуть. — Разве мы допустим, чтобы это произошло?
— Ты хочешь сказать, что мы должны убить Лукаса? — В устах любого другого это прозвучало бы слишком жестоко, но Ранульф просто констатировал факт. — Должны не позволить ему восстать вампиром и принять это как его окончательную смерть?
— Я не хочу этого делать. Даже выразить не могу, как не хочу. — Каждое произнесенное слово разрывало мне сердце. — Но знаю, что этого хотел бы Лукас. — Разве любить кого-то не означает исполнять в первую очередь его желания, даже такие страшные, как это?
Балтазар покачал головой:
— Не делай этого.
— Ты так уверен? — Я попыталась сохранить спокойствие, но все же так сильно злилась на Балтазара, что не могла на него смотреть. Это он убедил Лукаса отправиться на сражение с Черити, хотя знал, что Лукас убит горем и не может драться в полную силу. Получалось, что Балтазар виновен в смерти Лукаса не меньше, чем Черити. — Или просто говоришь мне то, что я хочу услышать?
Балтазар нахмурился:
— Когда это я так делал? Бьянка, послушай меня. Если бы за день до того, как я стал вампиром, ты спросила меня, хочу ли я восстать из мертвых, я бы ответил «нет».
