«Zentralblatt fur Psychoanalyse» поставил себе задачей не только сообщать об успехах психоанализа и самому публиковать небольшие статьи, но хотел бы отвечать также и другой задаче, а именно – излагать учащемуся в ясной форме уже известное и сберечь время и лишний труд посредством соответствующих указаний тому, кто только начинает применять аналитическое лечение. Поэтому в этом журнале будут появляться статьи дидактические и статьи технического содержания, а потому несущественно, содержат ли они также нечто новое.
Вопрос, который я на этот раз собираюсь подвергнуть обсуждению, касается не техники толкования сновидений. Я не буду рассматривать, как следует толковать сновидения и пользоваться их толкованиями, а остановлюсь только на том, какое применение при психоаналитическом лечении больных должно иметь искусство Толкования сновидения. Тут можно поступать различным образом, но в психоанализе ответ на технические вопросы сам по себе никогда не бывает ясен. Если, может быть, существует больше одного хорошего пути, то, безусловно, есть очень много плохих путей, и сравнение различных технических приемов может способствовать только большей ясности даже в том случае, если и не приведет нас к выяснению превосходства одного определенного метода.
Кто переходит к аналитическому лечению от толкования сновидений, у того сохраняется интерес к содержанию сновидений, и потому всякому сновидению, рассказанному больным, он старается дать возможно полное толкование. Скоро, однако, он должен будет заметить, что находится при совершенно других условиях, и если захочет осуществить свое намерение, то вступит в столкновение с ближайшими задачами терапии. Если первое сновидение пациента оказалось вполне подходящим поводом для того, чтобы дать больному первые необходимые пояснения, то вскоре появляются такие длинные и неясные сновидения, что толкования их невозможно закончить в один день в течение одного рабочего часа. Если врач продолжает в ближайшие дни толкование этого сновидения, то больной ему тем временем сообщает о новых сновидениях, которые приходится отложить до тех пор, пока он не сочтет законченным толкование первого сновидения. Иногда продуктивность сновидений становится такой богатой, а больной делает при этом такие медленные успехи в понимании своих сновидений, что тогда у аналитика невольно появляется мысль, что такой способ доставлять материал является только выражением сопротивления больного, пользующегося наблюдением, что лечение не может справиться с доставляемым ему таким образом материалом. А между тем лечение значительно отстало от настоящих переживаний больного и потеряло контакт с действительностью. Против такой техники нужно выдвинуть правило, по которому наибольшее значение для лечения имеет знакомство с временным поверхностным содержанием психики больного и осведомленность в том, какие комплексы и какие сопротивления у него активны в данное время и какая сознательная реакция против них руководит его поведением. Едва ли следует отодвигать на задний план эту терапевтическую цель из-за интереса толкования сновидений.
Как же поступать с толкованием сновидений во время анализа, если соблюдать это правило? Приблизительно следующим образом: следует всякий раз довольствоваться результатом толкования, достигнутым в течение одного часа, и не считать потерей, если не удастся вполне узнать содержание сновидения. На следующий день нужно продолжать работу толкования не как нечто само собою разумеющееся, а только в том случае, если замечаешь, что у больного тем временем на первый план не выдвигается ничего другого. Нельзя поэтому отступать от правила всегда брать то, что первым приходит в голову больному. Если появились новые сны, прежде чем предыдущие доведены до конца, то нужно приняться за эти позднейшие продукции и не ставить себе в вину того, что на более старые не обращается внимание. Если сновидения стали слишком объемистыми и распространенными, то приходится наперед отказаться от полного толкования. Вообще не следует проявлять особенного интереса к толкованию сновидений или наводить больного на мысль, что если у него нет снов, то вся работа должна остановиться. В противном случае возникает опасность, что сопротивление направится на продукцию сновидений и поведет к их прекращению. У анализируемого должно создаться убеждение, что анализ найдет материал для продолжения работы независимо, будут ли сновидения у анализируемого и в какой мере они будут разбираться.
Меня спросят: не связано ли такое применение толкования сновидений при таких методических ограничениях с отказом от очень большого, ценного материала для вскрытия бессознательного? На это можно ответить следующее: потеря не так велика, как это кажется при недостаточном углублении в положение вещей. С одной стороны, нужно ясно понять, что на всякие подробные сновидения в тяжелых случаях неврозов по всем данным нужно смотреть как на принципиально недоступные полному выяснению. Такое сновидение часто схватывает целиком весь патогенный материал случая, неизвестный еще врачу и пациенту (так называемые программные сновидения, биографические сновидения); иногда такое толкование равносильно переводу на язык сновидений всего содержания невроза. При попытке истолковать такое сновидение начинают действовать все существующие, еще не затронутые сопротивления, ставящие предел пониманию случая. Полное истолкование такого сновидения совпадает с окончанием всего анализа. Если такой сон записан в начале анализа, то его можно понять в конце его, много месяцев спустя. Положение такое же, как при понимании отдельного симптома (например, главного симптома). Весь анализ служит его выяснением: во время лечения нужно пытаться понять поочередно то одну, то другую часть толкования симптома, пока не удастся объединить все эти части. Нельзя поэтому требовать большего от сновидения в начале анализа; нужно быть довольным, если из попытки истолковать его удается установить сначала одно только патогенное желание.
