Приключение петиметра

Приключение петиметра

Всеволод Соловьев так и остался в тени своих более знаменитых отца (историка С. М. Соловьева) и младшего брата (философа и поэта Владимира Соловьева). Но скромное место исторического беллетриста в истории русской литературы за ним, безусловно, сохранится.

Помимо исторических романов представляют интерес воспоминания

Жанр: Историческая проза
Серии: -
Всего страниц: 5
ISBN: -
Год издания: Не установлен
Формат: Полный

Приключение петиметра читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

I

Сто лѣтъ тому назадъ, вечеромъ, наканунѣ новаго 1789 года, въ Москвѣ, по улицѣ Маросейкѣ, медленно подвигалась какая-то неопредѣленная громадная фигура. Небо заволоклось облаками, порошилъ снѣжокъ, разставленные на дальнемъ другъ отъ друга разстояніи закоптѣлые фонари едва-едва кое-какъ освѣщали пространство въ нѣсколько аршинъ, — и темень на улицѣ стояла почти полная. Благодаря этой темени, медленно подвигавшаяся фигура казалась какимъ-то огромнымъ, неуклюжимъ звѣремъ и прохожіе, замѣтивъ ее въ нѣсколькихъ шагахъ отъ себя поддавались внезапному, невольному страху, отскакивали и перебѣгали на другую сторону улицы. Женщины даже громко и продолжительно визжали, несмотря ни на какія увѣренія своихъ спутниковъ, что это вовсе не «ведмѣдь», а всего-на-всего «ряженый».

Конечно, это былъ не «ведмѣдь», не то же и не «ряженый», — а просто извѣстный московскій купецъ Иванъ Парамоновичъ Жемчуговъ, закутанный въ медвѣжью шубу и съ нахлобученной на самыя брови высочайшей собольей шапкой. Въ такомъ нарядѣ, при своемъ значительномъ ростѣ и дородствѣ, Иванъ Парамоновичъ даже и среди болѣе яркаго освѣщенія могъ показаться страшнымъ звѣремъ.

Иванъ Парамоновичъ возвращался отъ пріятеля и земляка къ себѣ, въ свой домъ на Маросейкѣ. Онъ засидѣлся въ гостяхъ, по праздничному времени изрядно выпилъ, и теперь былъ въ довольно исключительномъ состояніи. Пилъ онъ вообще очень мало, ибо почиталъ это грѣхомъ, и вино, съ непривычки, сильно на него дѣйствовало. А у земляка въ этотъ вечеръ вино было, какъ нарочно, какое-то особое, привозное, на вкусъ отмѣнное, но предательское. Пьешь его какъ квасъ, — а вотъ вышелъ на морозецъ — и совсѣмъ одурманило. Ну, да теперь до дому рукой подать: пройти вотъ проулокъ, а тамъ шестой домъ — и въ ворота.

Но только что онъ собирался, пошатываясь и почему-то очень высоко поднимая ноги, хотя снѣгу вовсе было не такъ ужъ много, перебраться черезъ проулокъ, какъ едва не попалъ подъ наскакавшую на него тройку: закутанный съ ушами въ свою медвѣжью шубу, онъ не слыхалъ ни бубенцевъ, ни окрика кучера. Кучеръ едва успѣлъ осадить лошадей. Тройка на мгновенье остановилась. При свѣтѣ большихъ яркихъ фонарей, придѣланныхъ къ широкимъ санямъ, Иванъ Парамоновичъ разглядѣлъ богатую тигровую полость и веселыя молодыя лица расфранченныхъ мужчинъ и дамъ. При взглядѣ на него, эти франты и франтихи залились громкимъ смѣхомъ — и тройка, со звономъ и гикомъ, помчалась дальше.

Иванъ Парамоновичъ остался какъ вкопанный, потомъ громко отплюнулся. Прошло съ минуту времени, онъ все еще стоялъ на мѣстѣ, пошатываясь изъ стороны въ сторону и разсуждая самъ съ собою.

— Ишь, вѣдь, окаянные, прости Господи! — бурчалъ онъ нетвердымъ языкомъ и проглатывая окончанія словъ. — Наѣхали на человѣка, а сами гогочутъ, надъ нимъ же издѣваются!.. Да и совсѣмъ-бы раздавили, такъ глазомъ-бы не моргнули!.. Имъ что: ни Бога въ нихъ, ни стыда нѣтъ!.. И народъ же нынѣ сталъ: что ни годъ, то хуже…. обличіе человѣческое совсѣмъ потеряли… Бары, вишь ты, русскіе бары! Какое тамъ: бывали у насъ бары, да перевелися, а это что: лопочутъ себѣ по басурманскому, рядятся на подобіе чучелъ нѣмецкихъ… Выйдешь въ праздникъ, послѣ обѣдни, на улицу… тьфу ты, мерзость какая!.. Содомъ-Гоморра… Вавилонское столпотвореніе!..

Иванъ Парамоновичъ плюнулъ разъ, плюнулъ два, пошатнулся и, все не трогаясь съ мѣста, продолжалъ:

— Содомъ-Гоморра и есть!.. Стеклянная конура на колесахъ… вся золоченая, размалеванная… лошади цугомъ… заморскія, разношерстныя… на козлахъ дьяволы… въ красной сатанинской одеждѣ… съ бѣлыми головами и хвостами на затылкѣ… А въ стеклянной конурѣ барыня… на головѣ башня… на самой и не вѣсть чего путано-перепутано… И подходитъ къ ней чудовище… петиметромъ прозывается… а по истинѣ, какой тамъ петиметръ — дьяволъ — вотъ какъ его назвать надо!.. Ноги у того дьявола какъ жерди, въ чулкахъ бабьихъ да башмакахъ, кафтанъ куцый, шелками да золотомъ расшитый, поверхъ кафтана «винчура», что-ль, а попросту — одѣяло… въ рукахъ муфта длинная… «манька»… Шаркаетъ, шаркаетъ, пострѣлъ, кланяется, ручку цѣлуетъ… лопочетъ слова птичьи, срамныя… а она ему: хи-хи-хи, ха-ха-ха!.. Ахъ ты пропасть!.. Опять то же по лавкамъ, въ Гостиномъ у насъ, эти барыни день-деньской толкутся на соблазнъ добрымъ людямъ… А за ними дьяволы-петиметры! Будто товары смотрятъ, прицѣниваются… а какое тутъ товары — мерзость одна, амурннчанье, непотребство… И доколѣ это Господь терпѣть будетъ, доколѣ петиметры окаянные водиться не престанутъ!.. Охъ, чешутся на нихъ руки, чешутся.

Иванъ Парамоновичъ показалъ выразительнымъ жестомъ, какъ у него чешутся руки, и далъ такой подзатыльникъ существовавшему въ его воображеніи петиметру, что самъ потерялъ равновѣсіе и растянулся на снѣгу. Не мало времени барахтался онъ въ своей медвѣжьей шубѣ, наконецъ, поднялся и хриплымъ голосомъ завопилъ на всю улицу:

— Ахъ ты, петиметръ проклятый! Ну, ужъ этого я тебѣ не спущу… ужъ теперь ты отъ меня не отвертишься!

Предательское привозное вино земляка окончательно затуманило ему голову. Ему вдругъ рѣшительно и ясно представилось, что передъ нимъ былъ живой, настоящій петиметръ и что этотъ петиметръ повалилъ его въ снѣгъ, а затѣмъ убѣжалъ.


Еще от автора Всеволод Сергеевич Соловьев
Сергей Горбатов

Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В третий том собрания сочинений вошел роман "Сергей Горбатов", открывающий эпопею "Хроника четырех поколений", состоящую из пяти книг. Герой романа Сергей Горбатов - российский дипломат, друг Павла I, работает во Франции, охваченной революцией 1789 года.


Последние Горбатовы

Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В седьмой том собрания сочинений вошел заключительный роман «Хроники четырех поколений» «Последние Горбатовы». Род Горбатовых распадается, потомки первого поколения под влиянием складывающейся в России обстановки постепенно вырождаются.


Изгнанник

Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В шестой том собрания сочинений включен четвертый роман «Хроники четырех поколений» «Изгнанник», рассказывающий о жизни третьего поколения Горбатовых.


Старый дом

Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В пятый том собрания сочинений вошел роман «Старый дом» — третье произведение «Хроники четырех поколений». Читателю раскрываются картины нашествия французов на Москву в 1812 году, а также причастность молодых Горбатовых к декабрьскому восстанию.


Волтерьянец

Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В четвертый том собрания сочинений включен "Вольтерьянец" - второй роман из пятитомной эпопеи "Хроника четырех поколений". Главный герой Сергей Горбатов возвращается из Франции и Англии. выполнив дипломатические поручения, и оказывается вовлеченным в придворные интриги. Недруги называют его вольтерьянцем.


Алексей Михайлович

Во второй том исторической серии включены романы, повествующие о бурных событиях середины XVII века. Раскол церкви, народные восстания, воссоединение Украины с Россией, война с Польшей — вот основные вехи правления царя Алексея Михайловича, прозванного Тишайшим. О них рассказывается в произведениях дореволюционных писателей А. Зарина, Вс. Соловьева и в романе К. Г. Шильдкрета, незаслуженно забытого писателя советского периода.


Рекомендуем почитать
Талий

«Наступила осень.Стало холодно.Воскресным утром жена сказала мужу:— Давай разведемся.Он фыркнул в чашку с чаем и ответил:— Давай!».


Топаз-портретист

Вниманию читателей предлагается рассказ «Топаз-портретист», в котором ставится и разрешается — увы, довольно пессимистически — извечная проблема «художник и власть».Фрагмент сборника «Сцены частной и общественной жизни животных», который готовится к выходу в издательстве «Новое литературное обозрение».Иллюстрации Гранвиля.


Разговор с каменотесом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Полдень, XXI век, 2010 № 08

В НОМЕРЕ:Колонка дежурного по номеру Александр ЖитинскийИСТОРИИ, ОБРАЗЫ, ФАНТАЗИИПавел Амнуэль «Клоны». Повесть, началоМакс Квант. «Сказочные ощущения». РассказВиталий Забирко «Кое-что из жизни членистоногих». РассказЕвгений Камынин «Человек, упавший с неба». Фантастический триллерАнтон Чудаков «Звонок за счет абонента». РассказИлья Марьянков «Борщ». РассказНаталья Резанова «Сашими». РассказЛев Гурский «Звери на ловцов». РассказЛИЧНОСТИ, ИДЕИ, МЫСЛИМихаил Ахманов «К вопросу о глобальном потеплении»Антон Первушин «Эволюция номер два»ИНФОРМАТОРИЙ«Партенит» — 2010«АБС-премия» — 2010Наши авторы.


Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.