Опыт исследования воровского языка
«Три года шпаной был, днем на базаре работал, в ширмачах состоял, а часто с лотков тырил, и химатьв шалман ходил, а то и на улице ночевал. Ментам попадался редко, только три раза засыпался. Приведут в приемник, а оттуда фана винта дашь».
(Из признаний беспризорника)
Тюрьма и связанный с ней преступный мир (на воле) имеют и свой иероглифный воровской «блатной» шрифт, и свой условный воровской жаргон, которые выросли на почве практического применения их в различных тюремных проделках и являются тайной преступного мира.
Блатной язык существует десятки, сотни лет; он вырабатывался и на дореволюционной смрадной каторге, где рудники, как гробницы, заживо хоронили человека; он создавался под музыку цепей, сковывающих полубритых людей, тянущихся по бесчисленным этапам казенной царской России; в тюрьмах и острогах, в тайных притонах «котов» и «марух», «хазах» и «гопах», в темных углах и закоулках больших промышленных городов, где наряду с нищетой и проституцией — пьянство, разврат, кокаин и опиум; где порожденная экономическими условиями среда рождает преступления.
Воровской жаргон мало исследован языковедами, тогда как этому следовало бы отвести большее место в лингвистике.
Наряду с воровским условным языком, как известно, есть целый ряд других условных языков (жаргонов), связь которых с воровским языком несомненна.
Возможно, что многие профессии утратили свой жаргон или частично изменили его, но в данном случае важно уяснить себе общее сближение созданных в прошлом и создающихся в настоящем жаргонов. Каждая отрасль производства вынуждена создавать свой особый запас слов, «технических терминов» — наименований орудий и процессов работы, связанных с ее ролью в производстве и непонятных для членов иной производственной группы (Шор. Язык и общество, 1926). Подобное же явление замечается и у преступников, с тем лишь отличием, что у последних имеется сильная тенденция скрывать свои слова, образовывать свой не только специальный, но и тайный язык.
Слова и обороты одних жаргонов переходят с изменением или без изменения в словари других жаргонов, и, таким образом, между последними существует тесная связь через заимствование условно-языковой практики и готовых слов. Для примера можно сопоставить слова воровского жаргона с жаргонными словами матросов.
Воровские слова с «переводом» и слова морского жаргона с русским эквивалентом:
«Смола» (матросы) — «смола» (матросы).
«Крупа» (солдаты) — «крупа» (солдаты).
«Держаться за свайку» (заниматься онанизмом) — «чертова свайка» (ругательное слово).
«Зеке» (тревога) — «на контрзекс» (на отличие).
«Полундру грести» (идти на воровство) — «полундра» (опасность).
«Позвони» (поговори) — «позвони» (поговори).
«Амба» (смерть) — «амба» (смерть).
«Хряпать» (кушать) — «хряпать» (кушать).
«Ксива» (документ) — «ксива» (документ).
«Кемать» (спать) — «кемарить» (спать).
«Арапа запускать» (врать) — «арапа запускать» (врать).
«Стремить» (смотреть) — «стремишь» (смотришь).
Большой интерес представляет язык торговцев, который, как и «блатная музыка», является тайным жаргоном ради недобросовестных сделок. В дореволюционной России бойкая речь коробейника не всегда была понятна обыкновенному, неторговому люду. У Некрасова в «Коробейниках» видим: «Зачали, почали, поповы дочери», встречаются и слова необыкновенные, такие как «начить», «натыривать» и др. Говорили на тайном языке и мелкие торговцы-лавочники, а особенно это было распространено среди раскольников — торговцев церковными принадлежностями и старинными книгами. «При незнакомых он (т. е. раскольник) самым близким человекам слова напрямки не скажет, а все обиняком, либо по-офенски» (П. И. Мельников-Печорский. На горах. 1909). «Хлябишь в дудоргу хандырит пельмиги шишлять», т. е. «начальство в лавку идет бумаги читать».
Для примера сопоставим слова условного языка мелких торговцев с жаргонными словами воров:
«Ширман» (карман) — «ширман» (карман).
«Граблюхи» (руки) — «грабки» (руки).
«Комель» (шапка) — «комель» (шапка).
«Лопатошник» (бумажник) — «лопатошник» (бумажник).
«Пылица» (мука) — «пыль» (мука).
«Рыба» (сабля) — «селедка» (сабля).
«Стукола» (часы) — «стукалки» (часы).
«Шмель» (кошель) — «шмель» (кошель).
«Жуль» (нож) — «жулик» (нож).
«Маз» (товарищ) — «маза» (учитель).
«Майдан» (торговое место) — «майдан» (торговое место, базар).
«Мара» (девица) — «маруха» (любовница вора).
«Тырить» (брать) — «тырить» (воровать).
Часто слова воровского жаргона уходят корнями в условный язык рабочих, таких как глиномесы, портных, крестьян различных губерний:
«Кемать» (спать) — «кимаить» (лежу).
«Прихлили» (пришли) — «прихлили» (пришли).
«Начить» (прятать) — «уначити» (украли).
«Космырять» (бить) — «космырять» (бить).
«Пыль» (мука) — «пылка» (мука).
«Ламник» (полтинник) — «лама» (полтинник).
«Хруст» (рубль) — «хрусток» (рубль).
«Кони» (сапоги) — «коньки» (сапоги).
«Космырять» (бить) — «космырять» (рвать).
«Штруха» (старуха) — «хруха» (старуха).
«Тамара» (водка) — «гамыра» (водка).
«Дикан» (десять копеек) — «декан» (десять копеек).
«Сары» (деньги) — «сары» (деньги).