Copyright 2012 © Tod Greenaway
ISBN 0–9780659–0-5
Published in 2006 by Tod Greenaway
609 Latimer Street
Nelson, BC
V1L 4V2
Printed and bound in Canada
Some of these essays have been published in West Coast line
перевод © Ирины Борисовой
Copyright 2012, Ирина Борисова
Об авторе:
Тод Гринуэй — канадский писатель и художник. Родился в 1927 г. и вырос в Манитобе, писал пьесы для радио, сценарии для документальных фильмов, либретто фолк–оперы. Работал фотографом, автор серии коллажей. Умер 24 октября 2008 г.
Когда я был маленьким мальчиком на ферме, меня часто посылали в подвал принести банку варенья или плошку меда. Для этого требовалась большая осторожность. Пока я спускался по ступенькам подвала, я все время видел справа от себя открытую дверь угольного ящика и черную пустоту за ней. В течение всей экспедиции я не отводил взгляда от ужасной черной дыры. Я обходил слева печь, поворачивался и пятился к полкам: брал требуемую емкость протянутой за спину рукой, снова бочком обходил печь и напряженно шел обратно по ступенькам, поглядывая назад через плечо, пока благополучно не захлопывал дверь подвала. Но однажды меня ужасно выругали за безобразное поведение, а потом послали в подвал за банкой огурцов. Я чувствовал себя таким никчемным и ни на что не годным, что прямо от лестницы уверенно отправился к угольному ящику, повернулся и плотно прижался спиной к его двери, приглашая того, кто там жил, убить меня и раз и навсегда избавить землю от не заслуживающего прощения изгоя. Но в то же время во всей глубине моего отчаяния я не мог не удивиться собственному ощущению. Мне было интересно. Казалось, то, что я чувствую внутри, меняет то, каким мир кажется снаружи. Теперь, через семьдесят лет, я склонен думать, что — и то, каков мир есть.
ПЕРВОЕ: кальмар. Я плавал в Адриатике с маской и трубкой над целой грядой темных морских водорослей, медленно изгибающихся и разгибающихся от течения, как грива коричневых волос. Я спугнул кальмара размером с мою ладонь. Маленькое существо испугало меня так же, как я напугал его. Изогнувшись, оно сложным и неуловимым маневром, сделало петлю, вроде «бочки», с которой любили выступать перед публикой первые авиаторы, и умчалось, как ракета, обратно в водоросли. Оно было быстрым и едва видимым, но в одну долю секунды оно прочертило спиралевидную траекторию своего пути в сепии. Один мастерской каллиграфический штрих, разрушенный течением.
Мимолетный, как все лучшее.
ВТОРОЕ: притяжение. Мой друг Арт Маккей был художником. Арт был определенным образом отмечен: с ним случалось такое, чего не случалось с другими людьми.
В описываемое мною время он писал печной эмалью. Однажды вечером он открыл кварту краски, уже открытую накануне и плохо после этого закрытую. Он снял кистью толстую корку, затвердевшую на поверхности, и огляделся вокруг в поисках места, куда бы ее деть. Дверь его студии была резная, с маленькими розетками, размером в четыре дюйма, на каждом из верхних углов. Вы видели такие в старых зданиях. Он взял и сунул кисть в одну из этих розеток, и пошел домой. Позже он мне показал, что увидел утром. Это было нечто потустороннее. Клочок краски, задерживаемый собственной вязкостью, провел всю ночь, скользя по резьбе двери и оставляя за собой след. Когда клочок достиг на своем пути замка, он трудолюбиво прополз по металлу, а потом по овальной медной ручке. Вися на полоске сгущающейся краски, клочок кренился под воздействием собственного веса, пока снова не оказался на дверной раме. Потом, повернувшись на ходу, он продолжал ползти, пока, наконец, в нескольких дюймах от конечной цели — пола, вязкость его не иссякла, и он не остановился, затвердев, оставив скрупулезную и каллиграфическую запись своего падения.
ТРЕТЬЕ: песня. Я ехал на велосипеде к центру от моего дома в Ванкувере. Самая высокая точка этого маршрута — угол Пендер и Хитли, оттуда дороги на север и на запад идут под горку на всем пути до Кэрролл, где сливаются Фолс Крик и пролив Бурранд. Я начал спускаться к берегу по Хитли. Я никогда не жму на педали на спуске. Отказ от этого удовольствия сродни пренебрежению даром земного тяготения.
Я едва начал свой длинный спуск, как услышал справа от себя пение. Это была девочка на скейтборде, едущая по тротуару, распевающая песню без слов. Она была странная, примерно лет пятнадцати, не очень красивая, возможно, даже с виду простоватая, но для меня удивительная. Даже и не сама по себе девочка, но соединение девочки, песни и движения. Мы пронеслись бок о бок до огней Хэстингс Стрит. Она улыбнулась мне, также продолжая петь. Мы оба повернули на Пауэл стрит. Я проехал еще милю, по–прежнему слыша ее. Когда я остановился у пятисотого дома, она прогрохотала по тротуару и унеслась на запад, а песня все слабела и слабела.
Еще одна мимолетность. Я по–прежнему возвращаюсь мыслями к этой неожиданной встрече. В мою жизнь открылась дверь, позволила мне бросить беглый взгляд — на что? — потом закрылась. Я не могу не связать это событие с отрывком из Уоллеса Стивенса:
