ПРАЗДНИК
Первая после развода встреча с дочкой случилась неожиданно. Капустин совершенно не успел подготовиться. В пятницу, перед обедом, позвонила Лера:
– Папа, мама хочет, чтобы я дома… то есть, у тебя пожила.
Снова это бетонное равнодушие. У Капустина сердце съежилось. Чуть не ляпнул: “Сама-то не рада с отцом повидаться?” Вовремя спохватился. Лучше уж равнодушие, чем прямая грубость. Резануть Лера умеет. Раз – и готово. Хочешь, кричи, хочешь – аккуратно помалкивай. Возраст такой: жизнь исследуется всеми возможными методами, включая хирургический. На ком и упражняться, как не на предках.
– Отлично! – сказал Капустин. – Здорово.
– До понедельника, на все выходные…
– Отлично, доча! Я уже соскучился! Давно надо было…
– Я на работу к тебе приеду.
– Может, заехать за тобой? Давай? Мне не сложно.
– Не надо.
– Точно?
– Ну, всё, пока. Не могу говорить.
– Смотри, внимательно на переходе…
Гудки.
Капустин затосковал. Будто готовился не к свиданию с дочкой (и ведь, точно, соскучился!), а к нудному квартальному собранию, на котором, как водится, до восьми вечера, будут пугать и агитировать, пугать и агитировать – и на посошок еще немного пугать… Стал рассеянный. Путался, то и дело переспрашивал клиентов. Клиенты злились.
На работе у Капустина – в “Тойота-центре”, где он командовал бригадой электриков – Лера бывала много раз. И ничего, никакой неловкости. Но теперь он чувствовал, что стесняется перед дочкой своей работы. “Ну, да, не из бар, – мысленно огрызался Капустин. – Блатом не вышли, а лизать не приспособлены. Всё своим горбом, да”.
После обеда позвонила Галя. Вся такая позитивная, как из рекламного ролика. Рекламировалась, видимо, новая жизнь без Капустина – полная бодрости и стремлений.
– Стало быть, сможешь Леру забрать? До понедельника.
– Смогу.
– А то нам обои будут клеить. У нее аллергия обострится.
– Угу.
– Она на работу к тебе приедет. Нормально?
– Да мы договорились уже, я ее жду, – сказал Капустин, и недавняя его жена сказала: “Спасибо, Владимир”.
Поговорив с Галей, вспомнил, что на субботу назначена встреча с Ваней и Мишей. Культурный мальчишник в тихом кабачке. Решил сразу предупредить, что всё отменяется.
Ваня даже не дослушал. Капустин успел лишь сказать:
– Слушай, в субботу, кажется, не получается…
А Ваня тут же:
– Не беда. В другой раз посидим.
Даже, как будто, обрадовался.
Миша в отличие от Вани дослушал до конца – и про незапланированный приезд дочки, и про то, что мальчишник всё-таки должен состояться – чем раньше, тем лучше, давно не сидели, и вообще… Но отреагировал с той же легкостью.
– О чем речь, старик! Нет, так нет. Звони.
“Не сильно-то и хотелось”, – договорил за него Капустин.
Никому он не нужен. Со своей депрессией, со своим скоропостижным разводом.
Принимая и отдавая машины, вбивая циферки в базу, Капустин думал о дочке. Вернее – о том, как с ней держаться. О чем говорить. О чем не говорить. Как преодолеть отчуждение. Понимал: само собой не пройдет. У Леры с пеленок раны плохо затягивались.
Когда-то он быстро освоил, как памперсы менять, как поить из бутылочки, как голову пушистую укладывать уютно в сгиб локтя. Но тогда Галя подсказывала. А тут…
“Ну?! И как это делается? Как становятся отцами-разведёнками?”
Вспомнилось прощание с Лерой.
Завершив великое переселение цветочных горшков, он уходил из дома Марии Константиновны, Леркиной бабушки. Занес последний фикус на лоджию, вышел, сказал:
– Готово!
Свежеиспеченная бывшая теща откликнулась с дивана:
– О, как ты быстро! – и продолжила орудовать пилкой по ногтям.
Звонко так откликнулась. Радостно. Будто цветы переехали к ней вслед за Галей и Лерой не по причине развода супругов Капустиных, а на время их курортной поездки.
Галя накрывала стол на кухне. Задержаться на чашечку чая Капустину не предлагали. Впрочем, он и сам спешил уйти: на душе было катастрофически мерзко. Хотелось оказаться где-нибудь далеко, в незнакомом месте – и желательно, другим человеком. Лера сидела тут же, в гостиной, листала телевизионные каналы.
– Пока, доча.
– Пока.
– Увидимся?
– Ну да.
Подошел, чтобы поцеловать на прощанье. Наклонился, ткнулся губами в щеку. Лера нажала на кнопку пульта.
– О, вот этот прикол! Смотрите.
Обида прошла быстро. Растерянность осталась. Весь этот месяц, свыкаясь с холостяцкой своей ущербностью, Капустин и так, и эдак примеривался к холодку, которым повеяло от дочки. В последнее время она часто дерзила. Но равнодушием не потчевала никогда. Нужно было что-то придумать. То, что поможет быть отцом с удаленным доступом.
Мерещилось снова и снова: склонился над Лерой, чмокнуть на прощанье – а между ними провал, не дотянуться никак.
К вечеру Капустин окончательно извел себя страшилкой о том, что все выходные предстоит ему бродить вдоль этого провала, прилежно аукать и чувствовать себя идиотом из Ютьюба.
Началось сразу же, как только встретил ее у служебного входа
– Привет, доча.
– Мммм.
Поцеловал чужую щеку. Коснулся чужой руки.
– Голодная?
– Не.
Забрал у нее школьный рюкзак.
– Тяжеленький.
Пожала плечами ради приличия.
А Капустин продолжал говорить, не сходя с места. Будто желал проверить наличие контакта прежде, чем они отчалят от “Тойота-центра”. Чтобы в случае обрыва быстренько найти и устранить.
