Вульф хрюкнул, негромко и не рассчитывая на мое внимание, метнул на меня быстрый взгляд, затем снова посмотрел на доктора Волмера, сидевшего в красном кожаном кресле напротив дальнего торца вульфовского стола.
Причиной послужила вовсе не просьба об одолжении. В мире еще не родился человек, способный отказать в любой подобной просьбе с большей легкостью, чем Ниро Вульф. Беда была в том, что на сей раз в роли просителя выступал доктор Волмер, дом и приемная которого располагались буквально в нескольких шагах от нашего старенького особняка и который оказывал нам одолжения не реже, чем мы ему. Так что деваться Вульфу было некуда, отчего он и хрюкнул.
Волмер скрестил длинные худые ноги и задумчиво потер пальцем костлявый подбородок.
— На самом деле это нужно моему другу, — пояснил он, — и мне бы очень хотелось помочь ему. Его зовут Ирвин Остроу; он психотерапевт — правда, вовсе не приверженец фрейдовских взглядов. Он использует новый подход к психотерапии, который получил название «вмешательство в кризис». Мне придется пояснить, на чем он основан. Главный принцип — это…
— Экстренная помощь, — подсказал Вульф. — Эмоциональный турникет.
— Как?… Откуда вы знаете?
— Я читаю. Я читаю по разным причинам, одна из которых состоит в том, чтобы знать, что еще выдумали мои собратья по разуму. Сейчас в нашей стране действуют уже несколько тысяч центров экстренного вмешательства. Например, при Детройтском психиатрическом институте открыт новый Центр профилактики самоубийств. Центр по кризисам Мемориальной клиники Грейди в Атланте укомплектован психиатрами, сиделками, социологами, профессиональными терапевтами и священниками. Об этом много писал и говорил директор отделения клинической психиатрии городской больницы Сан-Франциско. По фамилии Декер.
— А по имени?
— Барри.
Волмер встряхнул головой.
— Пожалуй, во всем мире, — сказал он, — не сыскать столь поразительного сочетания всезнайки и невежи. Вы же наверняка даже понятия не имеете о том, что входит в обязанности трехчетвертного игрока. Не представляете, что такое фуга.
— Я стараюсь знать лишь то, что мне необходимо. Зато это я уже знаю наверняка.
— А если это нельзя познать?
— Только философы и дураки тратят время, пытаясь познать непознаваемое. Я ни к тем ни к другим не отношусь. Итак, что хочет знать доктор Остроу?
Волмер заерзал в глубоком кресле, устраиваясь поудобнее.
— Что ж. Я не хочу докучать вам, повторяя то, что вам уже известно. Если так все же случится, прервите меня. Клиника по борьбе с кризисами «Вашингтон-Хаите» расположена на Сто семьдесят восьмой улице, рядом с Бродвеем. Лечат в ней амбулаторно — люди могут приходить прямо с улицы; часто именно так и случается. Женщина, которая беспричинно колотит свою двухлетнюю дочь. Мужчина, который просыпается посреди ночи и отправляется гулять по улицам в одной пижаме. Если этим людям не оказать своевременную помощь, они все — верные кандидаты в пациенты психушек, и клиника… Но это вы сами знаете. Восемь дней назад, ровно за неделю до вчерашнего дня, в клинику обратился молодой человек, которого медсестра направила к Ирвину — к доктору Остроу. Молодой человек сказал медсестре, что его зовут Рональд Сивер.
Волмер вопросительно посмотрел на меня.
— Надеюсь, уж им-то ни к чему посещать психиатрические клиники, — сказал я и повернулся к Вульфу. — Речь идет об одной из областей, в которых вы полный профан. О бейсболе. Рон Свобода — аутфилдер,[1] а Том Сивер — питчер.[2] Рон Сивер — имя, безусловно, вымышленное, но вам, возможно, небесполезно будет знать, что он болеет за «Метс».
— Спасибо, — сказал Волмер. — Разумеется, Ирвин сразу догадался, что имя вымышленное, но больные часто не называют своих настоящих имен при первом посещении. Однако пять дней спустя, утром в субботу он пришел снова. И потом еще раз, в воскресенье. Но он не только не признался, как его зовут на самом деле, но и не пожелал ни о чем рассказывать, кроме того, что его мучило. Ему все время казалось, что у него руки в крови. Невидимая для окружающих кровь время от времени выступает у него на руках, и ему приходится отмываться. В первый раз это случилось десять — нет, двенадцать дней назад, посреди ночи, и он встал и пошел в ванную. С тех пор это повторялось довольно часто, как днем, так и ночью, но, как правило, когда он был один. По словам медсестры из клиники, это синдром леди Макбет. Пациент утверждает, что даже не подозревает о возможной причине, послужившей толчком для заболевания, но Ирвин убежден, что он врет.
Он развел руками.
— Вот такой у него кризис. Ирвин считает, что случай тяжелый; если не принять меры, то возможен самый плачевный исход. Однако им никак не удается пробиться сквозь его защитный барьер. Одна из коллег Ирвина, замечательный врач-психоаналитик, которой удавалось выводить больных даже из полного ступора, проведя с ним позавчера, в воскресенье, два часа, заявила этому Сиверу, что он только зря тратит свое и ее время. Она добавила, что может предложить ему на выбор одно из двух: либо он отправляется к хирургу, который ампутирует ему обе руки, либо обращается к сыщику, например, к Ниро Вульфу, и попробует поговорить с ним. И знаете, что он ответил? Он сказал: «Да, я так и сделаю. Я пойду к Ниро Вульфу».
