Утренние часы принадлежали Полине Сергеевне. Проводив мужа на работу, а внука в школу, она принимала душ, укладывала волосы, наносила легкий макияж. Хотя Полина Сергеевна давно не работала, она не позволяла себе ходить распустехой — в драном халате и стоптанных тапках. Даже если точно знала, что не выйдет сегодня на улицу, красилась и одевалась, как на службу. В такой день к ним мог заглянуть разве что электрик, чтобы списать показания счетчика, или газовщик, чтобы проверить плиту. Полине Сергеевне было абсолютно безразлично, какое впечатление она произведет на подобных визитеров. Она не относилась к тем женщинам, что стараются нравиться всем и каждому, а недостатки внешности маскируют с помощью краски и пудры. Полина Сергеевна знала, что она мила и привлекательна, не писаная красавица, но очень обаятельна — ей говорили об этом тысячу раз люди, встречавшиеся в жизни. И в пятьдесят с лишним лет обаяние не исчезло, а перешло в другую стадию, возможно, более ценную. Красивых девушек много, а обаятельных немолодых женщин — единицы, и они знают себе цену. Высшая степень обаяния — присутствие шарма, то есть не просто симпатичное лицо, а неуловимая игра жестов, мимики, выражения глаз, делающая женщину неотразимой. Полина Сергеевна удостаивалась лестного комплимента — женщина с шармом. Никакими красками шарма не нарисовать, никакими прическами и украшениями не создать. Напускной, отрепетированный, актерский шарм превращается в жеманное кривляние. Шарм — подарок природы, он либо есть, либо отсутствует. К Полине Сергеевне природа была благосклонна. Материалистка без компромиссов, Полина Сергеевна считала, что удачной внешностью обязана не абстрактной природе, а конкретным генам предков.
Привычку с утра приводить себя в порядок, независимо от того, планируется ли выход в люди, Полине Сергеевне привил, сам того не подозревая, отец. Он души не чаял в единственной дочери. Ему казалось, что Полиньку — нежную, хрупкую, стеснительную, робкую — затопчут, затюкают, обидят, ранят. Поэтому он часто говорил о самоуважении, которое есть броня. Если человек уверен в себе, если уважает свои принципы, то нападки и агрессия ему не страшны. Поля хорошо усвоила эти уроки и сделала свои выводы. Для девочки-девушки-женщины ухоженность — одна из основ самоуважения, поэтому ее, Полин, облик всегда должен быть безупречен.
В молодости муж, для которого она была прекрасна в любых нарядах, а еще краше без оных, с любой прической, хоть «взрыв на макаронной фабрике», удивлялся тому, что Полинька жертвует драгоценными минутами утреннего сна, чтобы завить волосы и накрасить ресницы.
— Мы ведь на дачу едем, — говорил Олег. — Ты целый день проторчишь на грядках. Думаешь, огурцы и помидоры оценят твой макияж?
— Конечно! — с дурашливой уверенностью заверяла Поля. — Особенно я рассчитываю на успех у цветков мужского типа.
— Я начинаю р-р-ревновать, — рокотал Олег. — Покажешь мне эти мужские цветки, я им пестики оборву. В самом деле, Поля! Охота тебе вставать ни свет ни заря?
Говорить про женское самоуважение было не ко времени и не к месту. Поэтому Поля нашла другие аргументы:
— У каждого человека есть утренний гигиенический ритуал — умыться, зубы почистить. Немытым трубочистам стыд и срам. Мой ритуал несколько длиннее. Кроме того, я ведь… — поводила в воздухе губной помадой Поля, — служу. Да, служу. Тебе, сыну и родине, конечно.
— Родина без твоих кудряшек пропала бы.
— Как всякий служивый человек, ефрейтор, например… Нет, ефрейтор не солидно…
— Генерал, — подсказывал муж.
— Да. Как хороший генерал, я не могу являться на службу с перьями в волосах и в трениках вместо штанов с лампасами.
Потом, если Поля о чем-то просила мужа или поручала что-то сделать и ее просьба не расходилась с его планами, он отвечал: «Так точно, мой генерал! Будет исполнено!»
Полина Сергеевна заканчивала маникюр, покрыла ногти лаком, когда раздался телефонный звонок. Вначале она не поняла, кто говорит.
— Кто-кто? Люся? Простите?
— Полина Сергеевна, я, Люся Камышева. Забыли? Ну, Юся!
— Ты? — ахнула Полина Сергеевна. — Зачем ты? Почему? Что случилось?
— Я приезжаю.
— Приезжаешь? — переспросила Полина Сергеевна. — В каком смысле?
— В смысле самолетом прилетаю.
— Зачем?
— Повидаться и вообще. Хорошо, что у вас телефон старый, а то я ведь ни одного номера не знаю.
«Нормально матери не знать, где обитает ее сын? — подумала Полина Сергеевна. — Господи, еще бы тысячу лет не знала! Чтоб ты провалилась, сгинула! Почему ты не сгинула?»
Полина Сергеевна закашлялась, потому что испугалась, не произнесла ли последний вопрос вслух.
Опасения были напрасны.
— Сеня может меня встретить? — спокойно спросила Юся. — Рейс из Нью-Йорка.
— Арсений в командировке, — зачем-то соврала Полина Сергеевна.
— Сама доберусь. Вы по старому адресу?
— Да.
— Тогда до свидания!
Полина Сергеевна положила трубку. Посмотрела на свои руки — незастывший лак на трех ногтях размазался. Надо перекрашивать.
Господи! Перекрашивать! Маникюр! Когда рушится наступившая после стольких испытаний, горя, страха и отчаяния спокойная, тихая, счастливая жизнь!
