— Твоя мама принесла мне сегодня письмо, — боль в груди была настолько сильна, что мне приходилось бороться с собой, чтобы не согнуться пополам и не закричать, — я читаю каждое последнее слово. По нескольку раз.
Осенний ветер ласкал мое лицо, но он не мог высушить слезы. Слезы были всегда. Они никогда не заканчивались. С трудом сглотнув, я смогла продолжить. Мне нужно, чтобы он услышал меня.
— Это не справедливо, знаешь ли…письмо не правильный способ сказать прощай. Это отстой, Джош. Это отстой.
Всхлип вырвался из моей груди. Я прижала кулак к сердцу. Сколько еще боль будет терзать меня, прежде, чем разлетится на миллион кусочков?
— Ты всегда говорил мне, что мы вместе состаримся. Что мы будем сидеть на веранде и держась за руки наблюдать, как наши внуки играют во дворе. Ты мне пообещал, — с трудом сказала я, и прикоснулась большим пальцем к крошечному желтому бриллианту “солитер”, который он надел мне на палец всего лишь шесть месяцев назад.
— Ты нарушил свои обещания. Ты никогда, до этого, так не поступал. Сейчас же ты подвел меня и оставил мне это письмо. Как я должна жить в этим дальше, а? Ты ожидал, что я прочту его и мне станет легче? Ты ожидал, что я пророню несколько слезинок и буду двигаться дальше? Но ответа не было. Ничего, кроме тяжелых букв на листке бумаге в заднем кармане. Оно была таким заплаканным, что несколько слов вообще нельзя разобрать. Да это уже и не имеет значения. Я его помнила наизусть. Каждое. Последнее. Слово.
— Я начала писать тебе письмо и сегодня я принесла его. Мой шанс это лишь несколько прощальных слов — но я не могу. Я не могу кричать и вопить в письме. Слова на бумаге не могут передать эмоции которые бушуют во мне. Я полезла в карман и вытащила потрепанное письмо, которое будет преследовать меня всю мою жизнь.
— Вместо того, чтобы писать тебе письмо, я решила, что отвечу тебе лично. Так будет правильно. Нет…не правильно, — со злостью выкрикнула я, — потому что в этом всем нет ничего правильного, но это все, что у меня есть. Это все, что ты мне оставил.
Я осторожно открыла первую страницу письма. Я не хотела его рвать, потому что слова, написанные в нем, это все, что у меня осталось. Я начала читать вслух:
Слезы вновь потекли по моему лицу. Одно лишь прочтение имени, которое дал мне Джош, когда нам было девять, было болезненно. Как я смогу прочитать все письмо вслух и не упасть на землю?
Причина, по которой я пишу это письмо, доставляет мне такую боль, которую ты не можешь себе и представить. Это не то, что я хотел бы, чтобы ты читала, но я знаю, что ты заслуживаешь прощания. Ты заслуживаешь намного больше, чем это, и знает бог, у тебя будет великолепная жизнь, о которой мы мечтали вместе часами.
Я перестала читать и подняла взгляд от слов, закрепленных на бумаге.
— Мы строили эти планы, Джош. Ты и я. Это не только мои планы. Это наши планы, черт бы тебя побрал! Как ты мог меня оставить? Мы все распланировали. Все те ночи, проведенные лежа на земле под звездами, обсуждая имена наших детей, цвет нашей спальни, цветы, что будут расти в горшках на нашей веранде, наш летний домик на берегу моря, все это КАСАЛОСЬ НАС ДВОИХ!
Еще одна слеза покатилась по моему лицу и я быстро смахнула ее рукой, прежде чем она упала на лист бумаги. Мне нужно закончить. Как бы трудно ни было это читать, нужно закончить. На этом не поставится точка. Я никогда не смогу поставить точку. Но это будет самое близкое к тому, что я когда-либо могу назвать прощанием.
Я любил тебя с того самого момента, как взглянул в твои замечательные голубые глаза. Даже в пять лет я знал, что ни одна девушка не сможет занять твое место в моем сердце. Никто никогда с тобой не сравнится. Для меня всегда будешь только ты, Ева Брукс. Всегда. Пожалуйста, помни об этом, ты самое ценное в моей жизни. Никто никогда не сможет затронуть мое сердце так, как это сделала ты. Моя жизнь ознаменована каждым годом, в течение которого я все больше и больше влюблялся в ту необузданную, сумасшедшую, великолепную девушку по-соседству. Я жил, осознавая, что этот неземной ангел хочет быть со мной, что эта восхитительная женщина будет моей женой. Жизнь, которую мы планировали. Жизнь, о которой мы мечтали, была именно тем импульсом, что толкал меня вперед.
Присев на землю, я притянула колени к груди и начала вновь плакать, заставляя себя сфокусироваться на словах, которые я должна дочитать. Я должна. Я должна.
Я молю господа о том, чтобы тебе никогда не пришлось читать это письмо. Я хочу, чтобы однажды я достал это письмо и дал его тебе прочесть, когда мы будем седыми и старыми. Тогда мы сможешь улыбнуться и понять, как многому мы должны быть благодарны, что это письмо никогда не выполнило свое предназначение. Но Ева, если однажды ты получишь это письмо от моей матери, тогда знай: я любил тебя до своего последнего вздоха. Твой образ был единственным в моей голове, когда я навеки закрыл глаза. Наше с тобой время было превосходней, чем чья-либо жизнь. Жизнь, которую я прожил был раем на Земле, так как я прожил ее с тобой.
— О, господи, Джош. Я не смогу сделать это все без тебя! Я не смогу сделать все это без тебя! Я так люблю тебя. Господи, пожалуйста, пожалуйста, — громко зарыдала я. Никто меня не слышал. Кладбище было пустым. Последние строки письма были самыми невыносимыми. Как он вообще смог подумать, что такие слова возможны?
