Дело это началось во вторник, в один из первых дней июня. Утром, в начале двенадцатого, в нашу дверь позвонили, и я, выйдя в прихожую, посмотрел в одностороннее стекло и увидел именно то, а точнее – ту, что и ожидал: лицо чуть-чуть узковато, серые глаза немного великоваты, а фигура излишне, на мой вкус, худощавая. Я знал, кто эта женщина, потому что накануне днем она позвонила и условилась о встрече, и хорошо представлял, как она выглядит, поскольку несколько раз видел ее в театрах или ресторанах.
Кроме того, я знал про нее вполне достаточно – из газет и понаслышке, – чтобы просветить на ее счет Ниро Вулфа, не прибегая к помощи архивных материалов. Она была вдовой Ричарда Вэлдона, писателя, который девять месяцев назад нелепо погиб: утонул в бассейне, когда гостил у какого-то своего приятеля в Уэстчестере. Учитывая, что из всех его романов четыре стали бестселлерами, причем тираж одного из них – «Оставь мечты навек» – при продажной цене 5 долларов 95 центов перевалил за миллион экземпляров, вдова вполне могла позволить себе оплачивать счета за услуги частного сыщика, вздумай она прибегнуть к его услугам. Пять или шесть лет назад Вулф прочитал «Оставь мечты навек», а потом ловко от него избавился, подарив какой-то библиотеке, однако о романе «Только его облик» у Вулфа сложилось лучшее мнение, и роман этот даже удостоился места на книжной полке. Вероятно, именно этим объяснялось то, что он соизволил не только поднять свою тушу из кресла, когда я ввел в кабинет миссис Вэлдон, но и стоя дождался, пока я не усадил гостью в красное кожаное кресло у его стола. Сам же я, по обыкновению, уселся за собственным столом, но адреналин в моей крови не бурлил. По телефону вдова сказала, что хочет посоветоваться с Вулфом по делу не только деликатному, но и конфиденциальному, однако вовсе не производила впечатления человека, попавшего в беду. Похоже было, что поводом для ее прихода послужило анонимное письмо или какой-нибудь пропавший родственник.
Положив сумочку на столик у кресла, посетительница обвела глазами кабинет, на мгновение стрельнула большими серыми глазами в меня, после чего наконец обратилась к Вулфу:
– Моему мужу понравилась бы эта комната.
– Одна из его книг мне тоже понравилась, хотя и не целиком, – хмыкнув, сказал Вулф. – Сколько лет ему было, когда он умер?
– Сорок два.
– А вам сколько?
Это он уже ради меня старался. Дело в том, что Вулф свято убежден в трех заповедях, а именно: а) его неприязнь к женскому полу не позволяет ему составить правильное мнение ни об одной особе; б) мне достаточно провести час в обществе любой женщины, чтобы понять ее как облупленную; в) он может оказать мне неоценимую услугу, задав какой-нибудь грубый и невежливый вопрос. «Сколько вам лет?» – его излюбленный. И переупрямить Вулфа – задача безнадежная.
Но Люси Вэлдон обижаться не стала. Напротив, она улыбнулась и ответила:
– Лет мне много, даже, я бы сказала, чересчур. Двадцать шесть. Так что у меня достаточно жизненного опыта, чтобы понять, когда мне нужна помощь. Так вот, речь идет о том, чтобы… вообще-то, мое дело чрезвычайно конфиденциальное. – И она красноречиво посмотрела на меня.
– Да, так всегда бывает, – кивнул Вулф. – В профессиональном смысле слова мы с мистером Гудвином неразделимы, как сиамские близнецы. Что же касается конфиденциальности, то я не думаю, что вы совершили серьезное преступление. Не так ли?
Она снова улыбнулась. Едва заметно, но искренне и душевно.
– Нет, что вы, у меня бы духу не хватило. Конечно же, ни о каком преступлении речь не идет. Я просто хочу, чтобы вы помогли мне разыскать одного человека.
«Ну вот, – подумал я, – началось. Кузина Милдред куда-то запропастилась, и тетя Агата попросила богатую племянницу нанять частного детектива для ее розысков».
Однако Люси Вэлдон продолжила:
– История эта… ну… словом, она совершенно невероятная. У меня в доме появился маленький ребенок, и я хочу знать, кто его мать. Дело, как я уже говорила, весьма деликатное и конфиденциальное, хотя это и не абсолютный секрет. Моя горничная и повариха, например, в курсе, а также мой адвокат и еще двое друзей, но и только. Видите ли, я еще не уверена, готова ли оставить его у себя насовсем… Я имею в виду младенца.
Вулф взирал на нее мрачнее тучи:
– Мадам, я не специалист по младенцам.
– Не сомневаюсь. От вас мне нужно… Сейчас я все объясню по порядку. Ребенок находится у меня уже полмесяца. Ровно две недели назад, в воскресенье, двадцатого мая раздался телефонный звонок и незнакомый голос сообщил, что у парадной двери моего дома меня кое-что ждет. Я вышла и обнаружила у входа младенца, завернутого в одеяло. Я подняла его, внесла домой и распеленала. К изнанке одеяльца была пришпилена записка.
Она взяла со столика сумочку, открыла и, когда я уже подскочил, чтобы выхватить из ее руки смертоносное оружие, извлекла на свет божий листок бумаги. Для того чтобы прочесть записку, мне хватило одного взгляда, однако передавать ее Вулфу через стол я не стал. Вместо этого я обогнул стол, вручил записку Вулфу и остановился рядом, чтобы рассмотреть ее получше. Это был лист стандартной дешевой бумаги размером четыре дюйма на шесть, а само послание в пять кособоких строк было отпечатано с помощью детского набора резиновых штампов. Оно было лаконичное и не содержало ничего лишнего:
