ВЛАДИМИР МИХАНОВСКИЙ
ПОГОНЯ
За городом, в пятнадцати минутах езды магнитоходом, помещался Музей звездоплавания. Прямо под открытым небом стояли ракеты, намертво прикованные к железобетонным постаментам. Одни были нацелены в зенит и, казалось, ждали лишь стартового сигнала, чтобы взмыть ввысь. Другие корабли лежали на боку, почти скрытые буйно разросшейся зеленью. Если входной люк помещался высоко, к нему услужливо вела лесенка. Забравшись внутрь, посетитель мог ознакомиться с тем, как жили, на каких кораблях летали пятьдесят, или сто, или двести лет назад. Лучшим экскурсоводом, которого больше всего любили посетители, приезжавшие сюда со всех концов обжитого землянами мира, был бессменный директор музея Антон Петрович Сорокин. Смуглый и худощавый, он выглядел, пожалуй, моложе своих пятидесяти. Кроме многочисленных роботов, под его началом находились сорок пять слушателей Звездной академии. В основном это были студентки-старшекурсницы исторического факультета, которые проходили здесь преддипломную практику. Работы хватало всем. Когда очередная ракета возвращалась из дальнего рейса, на Земле проходило, как правило, несколько десятков лет со дня ее старта. Техника за это время продвигалась далеко вперед, менялись конструкции кораблей, и поэтому возвратившийся из полете корабль оказывался безнадежно устаревшим. Да и самих возвратившихся астронавтов люди Земли подчас понимали не без труда. Земляне со скрытым удивлением разглядывали странную, известную лишь по старым книгам одежду космонавтов, их неуклюжие, допотопные корабли. Звездолеты, как правило, помещались в музей, а космонавты долго еще чувствовали себя чужаками на гостеприимной, но так изменившейся Земле. Однако проходило время, и холодок отчужденности звездопроходцев таял. К музею со стороны вокзала вела неширокая аллея. Старые клены, уже тронутые осенью, шелестели под резкими порывами холодного сентябрьского ветра. Антон Петрович поплотнее запахнул плащ и, бросив взгляд на хронометр, прибавил шаг: было без трех минут девять. Возле ворот на скамье сидел человек. "Ранний посетитель", - подумал Антон Петрович. Когда он поравнялся, человек встал и, вежливо коснувшись шлема, спросил: - Простите, вы директор музея? - Я. - Прекрасно! Очень рад. Я много наслышан о вас, дорогой Антон Петрович. - Очень приятно. - Антон Петрович едва не вскрикнул от железного рукопожатия гостя. - Позвольте представиться, - не очень кстати улыбнулся посетитель. Джордж Стреттон - инженер-конструктор Эдинбургского полигона. Мне бы хотелось ознакомиться со "Спартаком" - звездолетом капитана Денисова. Меня интересует схема управления кораблем. Вот мои бумаги... - Что ж, прошу, - сказал Антон Петрович, пропуская вперед гостя. Широко шагая, гость рассказывал о работе Эдинбургского астроцентра, о том, как добирался сюда. В его оглушительном басе Антону Петровичу почудилось что-то нарочитое, искусственное, но что именно - он никак не мог определить. Лицо посетителя и вся его фигура дышали железным здоровьем. - Ты что, Роб? - Эта реплика директора относилась к огромной шарообразной фигуре, преградившей Стреттону вход. В ответ робот пробурчал что-то маловразумительное. Его глаза-фотоэлементы были направлены на раннего посетителя. - Что с тобой? - изумился Антон Петрович. - Отправляйся-ка на Мельхиоровую площадку и приведи ее в порядок. Немедленно, - добавил он, видя, что робот почему-то колеблется. Шарообразная фигура неуклюже двинулась выполнять приказание. - Не пойму, что случилось с Робом, - извиняющимся тоном сказал директор, обращаясь к Стреттону. - Он всегда отличается крайней исполнительностью. Возможно, это осенние погоды так на него действуют... - Может быть, - быстро согласился Стреттон. Вскоре они подошли к гигантскому звездолету, укрепленному на вертикальных стабилизаторах. Как Гулливер, высился он среди своих собратьев. Линии корабля четко вырисовывались на фоне утреннего неба. Титановые бока, потускневшие от ледяного дыхания космоса, казались шкурой невиданного чудовища. С первого же момента, как только Антон Петрович затворил люк и нажал кнопку пневматического подъемника, на него посыпались вопросы. Стреттон оказался необычайно любознательным. Его интересовало буквально все. Как осуществляется локальное наблюдение? Как работает пульт управления кораблем? Как мог капитан Денисов один управлять кораблем в беспримерном полете к Юпитеру? Антон Петрович и Джордж Стреттон обходили каюту за каютой, отсек за отсеком, а поток вопросов все не иссякал. Кондиционеры уже несколько лет как не включались, и воздух в каютах был душный, застоявшийся. Директор почувствовал, что задыхается, и украдкой глянул на Стреттона. Инженеру из Эдинбурга, казалось, все было нипочем: он что-то быстро шептал в свой диктофон, щупал приборы, заглядывал во все углы. "Вот неугомонный", - подумал директор музея. - Не отдохнуть ли нам? - сказал он, вытирая обильный пот. - Простите, пожалуйста, я, кажется, увлекся, - тут же остановился смущенный Стреттон. Лицо его сразу, как по команде, покрылось крупными каплями пота. Антон Петрович опустился в штурманское кресло, Стреттон подошел к пульту. Он внимательно разглядывал приборы. Затем, убедившись, что директор на него не смотрит, быстро сунул в боковой карман пачку узких бумажных полосок, испещренных цифрами. Странное впечатление производил этот корабль! Экскурсантов почему-то не очень привлекал "Спартак". Может быть, потому, что в свое время фильм о полете капитана Денисова обошел все экраны Земли? Не было, наверно, человека, который не слышал бы о знаменитом капитане, впервые на ракете-одиночке обогнувшем Юпитер. Имя его было занесено в Золотую книгу Земли, монумент капитана высился на Аллее героев. Новые ракеты, конечно, легко могли повторить путь "Спартака". Но подвиг Денисова, с выключенными дюзами обогнувшего Юпитер почти на уровне его тропосферы, оставался непревзойденным. Малейшая оплошность, один неверный поворот руля - и сверкающая птица могла превратиться в груду дымящихся обломков. "Точность и хладнокровие на грани фантастики", - писали тогда газеты. Собственно говоря, подвиг капитана был вызван необходимостью. На Марцелле, спутнике-станции Юпитера, произошло несчастье. Старший планетолог, молодой парень, недавно окончивший Звездную академию, получил сложный перелом позвоночника. Его необходимо было срочно доставить на Землю. В районе Юпитера находился лишь капитан Денисов. Но запасы топлива "Спартака" не были рассчитаны на промежуточную посадку корабля. И капитан Денисов принял дерзкое решение. По его радиограмме планетолога, находившегося в беспамятстве, поместили в герметически закрытый стальной контейнер. Сила тяжести на Марцелле практически отсутствовала, и контейнер привязали к вышке лишь одной-единственной капроновой нитью. А через полтора часа над Марцеллой метеоритом промчался "Спартак", едва не задев верхушку мачты. На подлете Денисов включил на полную мощность электромагнит, входящий в систему динамической защиты корабля, и контейнер, послушно подскочив, упруго ударился о специальную сетку, амортизировавшую удар. Стоило капитану чуть-чуть ошибиться, и нос корабля врезался бы в Марцеллу. Спланируй капитан немного круче, и корабль был бы поглощен чудовищным полем тяготения Юпитера... На земле планетологу сделали операцию, и жизнь его была спасена. Однако летать врачи ему настрого запретили, и планетолог Антон Петрович, выздоровев, стал директором музея. Огромный и неуклюжий корабль производил странное впечатление. Когда он создавался, люди не научились еще применять аннигиляционное топливо, позволившее резко уменьшить размеры звездолетов. Антону Петровичу тут же припомнились слова капитана Денисова, сказанные по телевидению после возвращения на Землю: "Точный расчет? Возможно. Но к тому же счастливый случай, удача. У меня был один шанс из тысячи. И все-таки я рискнул, поскольку выбора, в сущности, не было..." Из забытья директора вывел голос Стреттона, звучавший теперь негромко и вкрадчиво: - Извините, я вижу, что утомил вас. - Ничего, ничего... А вы что же так и не присели? - сказал Антон Петрович, поднимаясь. - Привычка, знаете ли... Кстати, я хотел спросить у вас. Ракеты в музее хранятся без горючего? - Да, конечно. - А вам не кажется, что забирать топливо у такого корабля, как "Спартак", - это все равно что... - Стреттон замялся, подыскивая сравнение, - все равно что выпустить кровь из жил раненого. - Вы правы, - понимающе улыбнулся Антон Петрович. - Между прочим, на "Спартаке" в виде исключения мы оставили аварийный запас топлива. Таким горючим давно уже не пользуются... - О! Интересно. Стреттон легко выпрыгнул из люка на траву, минуя лесенку. "Может, это рекордсмен Солнечной системы по прыжкам?" - подумал Антон Петрович, спускаясь вслед за неугомонным инженером. Они стояли теперь между стабилизаторами ракеты, похожими на мощные колонны древнего храма. - Разве стабилизаторы не приварены к цоколю? - удивился Стреттон. - Это ни к чему, - ответил Антон Петрович. - "Спартак" достаточно устойчив. Мимо прошла группа экскурсантов. Их вела девушка в светло-голубой форме курсанта Звездной академии. Она приветливо улыбнулась Антону Петровичу и Стреттону. Стал накрапывать дождь. Но Стреттон, поглощенный своими мыслями, казалось, отключился. - Больше вас ничто не интересует в музее? - спросил Антон Петрович, - Нет, нет, - рассеянно ответил Стреттон. Вдали из-за поворота аллеи показался Роб. - Ну, я пойду. Мне надо спешить, - заторопился Стреттон. Он рывком пожал руку директору (снова Антон Петрович едва не вскрикнул) и огромными прыжками помчался по боковой аллее к выходу. ... А ночью произошло невероятное. Весь город был разбужен сильнейшим взрывом. В районе музея вспыхнуло зарево. Следящая станция космической связи зарегистрировала старт ракеты. Поспешно одевшись, Антон Петрович бросился к орнитоптеру и включил полную скорость... Предчувствие не обмануло его. "Спартака" на месте не было. Вместо постамента у ног Антона Петровича была пологая впадина, выжженная стартовым огнем. Вокруг чернели силуэты обугленных деревьев. Наконец кто-то догадался включить люминесцентное освещение. Обходя огромную воронку, Антон Петрович наткнулся на неподвижное, покореженное тело Роба.
