– Не трогай эту елку, она моя! – Голос донесся откуда-то снизу, из-под опущенных веток, и на ногу Габриэль тяжело опустилась маленькая нога.
Габриэль вздрогнула и крепче ухватилась за корявый ствол.
Мальчишеское лицо с выпяченным подбородком и сердитым взглядом уставилось на нее.
– Не трогай, слышишь? – Он обхватил короткими пальчиками ближайшую ветку и нетерпеливо потряс ее. На сырую землю посыпались иголки. – Мы с папой уже выбрали эту елку. Она наша. Ищи себе другую.
Габриэль удержалась от улыбки и внимательно оглядела исполненного решимости младенца.
Рубашка на нем была аккуратно заправлена в новые синие джинсы, лицо чистое, а карие глаза смотрели гневно и с достоинством. Кто-то очень постарался прилизать вихор у него на макушке, но не слишком преуспел в этом нелегком деле.
– Так что, женщина, понятно? Поищи себе другую елку, хорошо?
В голосе были раздражение и грубость, а в глубине смотрящих на нее глаз – еле заметное беспокойство.
– Понятно. – Габриэль закусила губу, чтобы не улыбнуться.
Как мог отец оставить ребенка одного на темном елочном базаре? Ее это, конечно, не касается, но она все-таки выскажет свое возмущение его папаше.
– Извини, но я действительно считаю, что первой увидела эту елку. – Надо потянуть время. Она оглянулась, осматривая пустые проходы.
– Вовсе нет. – Мальчик важно наклонил голову и ни на миллиметр не сошел с места.
– Я сразу увидела эту елку. Мне она понравилась. – Габриэль распушила ветку, но постаралась не задерживать руку, потому что взор малыша следил за каждым ее движением. – И она большая. В этом году мне как раз хотелось большую елку. – Она задержала взгляд на некрасивой и большой елке и сказала со значением: – Мне хотелось особенную елку.
Он нахмурился, отвернулся и вздохнул, глядя на елку:
– Да. Мне тоже.
У этого беспризорного ребенка были свои причины, чтобы выбрать дурацкую елку на базаре Тибо. А у нее – свои.
Они с отцом всегда старались притащить домой самую что ни на есть несуразную елку, чтобы услышать, как зазвенит колокольчиком мамин смех.
Рождество было любимым праздником Мэри Кэтлин О’Ши.
В прошлом году Рождество прошло мимо них, потрясенных и оцепеневших от горя после маминой смерти.
Габриэль и ее отец не могли перенести вид пустого стула в конце большого стола, поэтому, несмотря на теплый, безоблачный день во Флориде, когда туристы с севера опускали ноги в неглубокую воду Мексиканского залива, прошлогоднее Рождество было холодным и темным в доме О’Ши.
В этом году мамин смех станет лишь воспоминанием, а все остальное будет как прежде: хорошая елка, яркие фонарики, развешенные по всему дому, и прекрасный слоеный пирог с мясом. Все будет замечательно. Они придумают, как поступить с пустым стулом и с воспоминаниями. Хотя рана оставалась такой же свежей, как и год назад.
Она вздохнула и увидела, как сверкнул у мальчика взгляд. Он неловко переминался с ноги на ногу.
– Извини, – пробормотал он так тихо, что она едва расслышала, – но это особенная елка для меня и для папы.
Ей захотелось обнять его, прижать, утешить. Однако с мальчишками надо поосторожнее.
– Разве ты не видел меня у загородки? Я стояла там и присмотрела именно эту елку.
Мальчик внимательно посмотрел ей в лицо своими не по годам мудрыми глазами, потом уверенно покачал головой:
– Не-а. Хочешь надуть меня.
– Неужели? – Смышленый, однако, ребенок. – А вдруг я говорю правду?
– Не-ет. – Он усмехнулся, и в слабом свете елочного базара сверкнули белые зубки. – Ты хочешь подшутить надо мной.
Она удивленно присела, оказавшись с ним нос к носу.
– Откуда ты знаешь?
– Чувствую. – Он переминался с ноги на ногу, глядя не на нее, а в начало базара. – Взрослые говорят детям неправду. Многие, во всяком случае.
– Вот как! – Габриэль обхватила себя за коленки, чтобы не упасть.
– Конечно. – Уголки губ у него опустились. – Сейчас ты меня дразнишь, вот и все. – Вдруг лицо у него озарилось радостью. – Вспомнил! Мой папа снял с елки этикетку, так что у нас есть доказательство.
– Что ж, значит, я проиграла. – Она улыбнулась ему легкой улыбкой – игра была окончена.
Позади нее скрипнула доска, и на Габриэль упала длинная тень.
– Папа! – Мальчик кинулся вперед, таща за собой елку. – Папа!
Наконец-то! С ее губ уже готовы были сорваться назидания, когда она увидела лицо подошедшего мужчины. В груди что-то екнуло, горло сжалось, а лицо вспыхнуло, как будто его обдало внезапным и сильным жаром.
Перед нею стоял Джо Карпентер – худощавый, длинноногий, с врожденной гордой осанкой, которую он передал и своему сыну. Он положил руку на плечо мальчика. Сын обвился вокруг его ноги, и нежно ему улыбнулся.
– Итак, Оливер, тебе по-прежнему нужна эта елка?
– Да. – Не отпуская елку, мальчик обхватил рукой Джо за талию и прижался к нему. – Это самая большая елка. Самая лучшая. Елка что надо. Наша елка. Ведь правда? – Он быстро взглянул на Габриэль, потом блаженно улыбнулся отцу.
Джо Карпентер посмотрел на женщину, и его усталые карие глаза заблестели от насмешливого удивления.
– Мы должны прекратить встречаться таким образом, Габби. – Джо наморщил лоб. – Дай подумать. Сколько прошло?..