Николай Наседкин
Пирожки с мясом
Рассказ
1
Где же Маринка?
Максим психанул уже всерьёз. Двери школы перестали хлопать, дети, первосменки, разбежались-разбрелись, галдя и балуясь, а дочку как корова языком слизала. Куда она запропастилась? Надо бы закурить, успокоиться, да в том и запятая - сигареты ещё утром кончились. А стрелять сейчас, попробуй стрельни - черта с два кто даст. Ох курить хочется, вот уж действительно уши пухнут, горят так, что и морозец их не берёт. А подмораживать после обеда начало. И темнеет прямо на глазах, хотя только четверть третьего. Ничего, ничего, сейчас обкуримся - из ушей дым пойдет. Тьфу ты, дались эти уши!
Не выдержав, Максим достал деньги, ещё раз, близко поднося к лицу, быстро пересчитал: девять с копейками. Трояк Лида на хлеб выделила, медь осталась от былых богатств, а шесть дубовых удалось выклянчить за книжку "О русских именах". Оно бы самому попытаться продать, ухватил бы и червонец: книга дельная, справочная, в отличном переплете. Однако ж, самому торговать - талант нужен. Максим ряшкой не вышел, за глотку покупателя схватить не сумеет. Да и, чего доброго, конкуренты-торгаши вмиг бы накостыляли, проводили бы в шею вместе с его русскими именами, греческими и всеми иудейскими. Ладно, и шести рваных должно хватить. В крайнем случае без фильтра искать придётся. Главное, чтобы Лида не сразу обнаружила пропажу книги - на стеллажах ряды прорежены уж сильно.
Возле самых ног Максима, на утоптанном снегу, валялся приличный огарок "беломорины". Еле хватало сил, чтобы не нагнуться, не поднять.
Да где же в конце концов Маринка?
Максим притопнул захолодевшими подошвами, вздёрнул воротник куртки, глянул на светофор - придется перескочить к школе, искать дочку. Он бы и вообще не ходил её встречать: чего уж, восемь лет, не маленькая, а до дому, если бегом, минут пять-семь ходу. Но Лида - ни в какую: уж если, милый мой, не работаешь, так будь добр встречать единственную свою дочь из школы. Нечего ей по темноте одной шляться.
Конечно, Максим мог и наплевать с высокой колокольни на приказы жены, на её язвительно-похабный тон, мог, но, во-первых, он - вот именно безработный, у него и правда уйма свободного времени. Во-вторых же, в эти предновогодние дни действительно с этими дебильными переводами поясного времени туда-сюда темнело чуть ли не в полдень. Дня, можно сказать, и не было.
Светофор словно заморозило - застрял на зелёном для машин. Максим, психуя, машинально полез за сигаретами, сплюнул, чертыхнулся. Нервы - ни к чёрту! Довела его сегодня до точки кипения дурацкая, маразматическая комиссия в службе занятости населения. До этого Максим как идиот ездил туда, на край города, раз шесть, тратил последние пятиалтынники на автобус, мял свои и чужие ребра, а для чего? Чтобы потомиться, попотеть среди других угрюмых бедолаг в тесном предбаннике, потом присесть на стул перед надменной фифой с коровьими равнодушными глазами и услышать очередное:
- Пока мы вам по специальности предлoжить ничего не можем.
Ха - "предлoжить"! И каждый раз эта тёлка размалёванная упорно предлагала:
- Вы на кирпичный завод не хочете? Тыщу будете получать!
Максим еле сдерживал себя, а так тянуло отсучить ее, прошипеть в ответ: мол, а ты, сучка разэтакая, не хочешь ли с вагонеткой покорячиться за тыщу берёзовых? Да что толку с этой Зорькой пикироваться: она в тёпле сидит, ногти полирует и ту же тыщу за бесстыжие глаза свои огребает. Их там в одной комнате - стадо целое, недойное, карточки перебирают, бумажки пишут-переписывают и посетителям бормочут: ничем помочь не можем, приходите ещё. Нет, чтоб одного дельного человека с компьютером посадить...
Дурдом!
И сегодня случилась кульминация этой дурдомной комедии - комиссия. Максим полтора часа ждал своей очереди. Таких, как он, доморощенных актеров, собралось человек двенадцать. А режиссеры сидели за массивными дверями в кабинете - целых пять штук. Максим и так чувствовал себя не в своей тарелке, а когда, по зову до предела обминиюбиной девицы в прозрачных колготках, ввалился в кабинет, то и вовсе на душе стало погано. Сидит компашка незнакомых ему людей и в пять пар глаз лениво осматривают его, переговариваются меж собой вполголоса, шушукаются. Максим сначала толком их и не рассмотрел. Лишь крайняя к нему мощная мадам с золотыми колесами в ушах бросилась в глаза, и то потому лишь, что терпко несло от нее смесью благовония изысканных духов с вонью подмышечного пота.
Максим, усевшись копчиком на самый край расхлябанного стула, уставился вбок, на открытые сверх меры пупырчатые ляжки девицы. Она, стоя у дверей, громко зачитывала по бумажке:
- Филянов Максим Леонидович, пол мужской, тридцать один год, в рядах партии не состоял, образование высшее, преподаватель политэкономии, стаж по специальности пять, общий трудовой стаж - четырнадцать лет, последние два года учился в аспирантуре...
Бред какой-то, что - он сам не в состоянии о себе сказать? Так, наверное, они в партию раньше принимали: говорят, здесь пристроились сплошь бывшие обкомовцы и райкомовцы...
Голенастая докладальщица умолкла, почтительно замерла в стойке. Начался экзамен: что? как? почему? где? когда?.. Максим отрывисто, через силу отвечал. Потом те опять принялись шушукаться, понимающе кивать головами. Максим пригляделся-таки: трое мужчин, две женщины, все холёные, одеты добротно, в глазах - сытость, уверенность в сегодняшнем и завтрашнем дне. Век бы к этим свиньям не пошёл, да вот прижало. Хоть бы пособие назначили -всё полегче. Главное - зиму перебиться, а там видно будет...
