Я голой грудью рву натянутый канат.
Я жив, снимите чёрные повязки….
Владимир Высоцкий
Прошло два года. Прохладное лето 36-го.
Часовые у ворот встали по стойке смирно, пропуская сверкающий в лучах закатного солнца лимузин и три машины с охраной. Последняя остановилась, и из неё вышел высокий священник с двумя Георгиями на рясе. Он проводил взглядом "Чайку", которая, довольно урча мощным двигателем, подъехала ко входу сталинской дачи, и спросил:
— Никого больше не было?
— Никак нет, товарищ полковник. Ой, простите, отец Александр.
— Это хорошо, что мы первые. Давайте, бдите, через пару часов ещё гости подтянутся.
— Нас предупредили.
— Это хорошо, — повторил священник и благословил часовых. — Мир вам, дети мои. И миру — мир. А почему именно вы на посту в праздничный день? Залётчики?
Чернявый боец поправил фуражку и доложил:
— Наоборот, товарищ святой отец, отличники боевой и политической подготовки. Каменевские стрелки. Только мы татары, мусульмане значит, вот на Троицу и попали в наряд. Зато у нас на курбан-байрам выходной был.
— Зачем же под благословление подошли?
— Так ведь от старшего по званию. Оно не повредит. Нам мулла на политзанятиях объяснял.
— И много вас тут таких?
— Почти весь караул, отец Александр. Только снайпера из шаманистов-язычников будут, да пулемётчик Вася Илюмжинов — тот вообще буддист. С первой же очереди в нирвану уходит. Специалист!
Начальник патриаршей охраны хмыкнул, поправил кобуру на поясе, и отправился проверять территорию.
Сталин встретил высокого гостя у порога. Они крепко пожали друг другу руки и прошли в дом.
— Присаживайтесь, Алексей Львович, сейчас нам что-нибудь перекусить организуют. Пока товарищи не прибыли, примем в честь праздника малую толику.
Пока один из сталинских охранников, сверкая золотыми погонами и медалью "За освобождение Варшавы", накрывал на стол и растапливал камин, Патриарх осмотрелся. Хотя мало что могло измениться за неделю, прошедшую с последнего визита на дачу. Разве что картина новая на стене появилась — "Эрнст Кренкель убивает белого медведя". А в Третьяковке наверняка копию повесили. Оно и правильно — искусство должно быть ближе к народу, а товарищ Сталин его лучший представитель.
Но картина на самом деле хороша. И само исполнение, и сюжет. Недаром в каждом уважающем себя начальственном кабинете репродукция с неё висит между портретами вождей.
Два года уже прошло после возвращения экспедиции на "Челюскине", а слава полярных героев не меркнет. Прошлой весной продали американцам права на экранизацию воспоминаний участников. Фильм уже второй месяц не сходит с экранов советских кинотеатров, превзойдя в кассовом успехе "Чапаева". Кренкель, правда, недоволен. Там он бегает по Нью-Йорку с железной дверью, снятой с главного хранилища в Форт-Ноксе, и каждые пять минут убивает злобного монстра, разрушающего дома мирных граждан по приказу итальянской мафии. Потом, если верить голливудским сценаристам, Эрнст Теодорович спасает роскошную блондинку, прикованную цепями к громадному айсбергу. Она оказывается графиней и дочерью самого богатого миллиардера. Далее звучит марш "Прощание славянки", и герой с красавицей отправляются заниматься любовью в каюту "Челюскина".
Вот эту сцену из большинства копий пришлось вырезать. Только передовикам производства выдавали в виде премии билеты на просмотр полной версии фильма. Производительность труда за эти два месяца выросла на сорок два процента.
Алексей Львович налил в широкий бокал кагора, на который перешёл исключительно из благочестивых соображений, и спросил:
— От Архангельского и Раевского опять никаких известий не было?
— Ничего. Молчат.
— А в Конотоп кого-нибудь посылали?
Сталин развёл руками:
— В первую очередь там и проверили. И регулярно повторяем проверки. Местные жители говорят, что был такой старец — Фёдор Кузьмич, но уже давно ушёл на дальний кордон. А где это — никто не знает. Прочёсывание местности ничего не дало.
— Сами виноваты, — упрекнул Патриарх. — Жил, жив, будет жить…. Накаркали!
— Думаете, мне приятно знать, что нахожусь под постоянным присмотром? Хотя вроде бы он пока никак не проявляется. Но всё равно неприятно.
— Прекрасно Вас понимаю, Иосиф Виссарионович. Как представлю, что за мной может какой ангел присматривать….
— Вам по должности, Алексей Львович, архангел положен. Или два.
— Не вводите во искушение, ибо гордыня — грех.
— За это нужно выпить, — предложил Сталин. — А Вы не заметили, что жить стало лучше, но жить стало скучнее?
— Воистину так! Но может оно и к лучшему? Всё же хорошо, что предсказанная война не состоялась.
Вождь в задумчивости прихлёбывал коньяк. Не слишком приятные воспоминания двухгодичной давности заставили зябко подёрнуть плечами.
