Я прекрасно знаю, что не существует устава, запрещающего иметь любимцев в космической станции. Никому и в голову не пришло, что это необходимо – но даже если бы такое правило существовало, я совершенно уверен, что Свен Ольсен его бы проигнорировал.
Услышав такое имя, вы нарисуете себе Свена по меньшей мере Нордическим гигантом шесть-на-шесть футов, скроенном как бык и с громовым голосом. Если бы это было так, его шансы получить работу в космосе были бы очень малы; в действительности он был жилистым, небольшим парнем, как большинство ранних космонавтов и ухитрялся ограничиться весом в 150фунтов, что многим из нас стоило уменьшенной диеты.
Свен был одним из наших лучших монтажников и превосходил всех в хитроумной и специализированной работе по сбору и сортировке ферм и балок, плавающих вокруг в невесомости, заставляя их делать медленные движения, трехмерный балет, чтобы придать им правильное положение, и сваривая куски вместе, когда они занимали точное место в предполагаемом узоре. Я никогда не уставал наблюдать за ним и его командой, когда под их руками станция вырастала как гигантская игра-мозаика; это была мастерская и трудная работа, потому что космический скафандр не слишком удобная одежда для этого. Тем не менее, команда Свена имела большое преимущество перед монтажными бригадами, возводящими небоскребы внизу, на Земле. Они могли отойти в сторону и любоваться своим произведением не опасаясь, что оно развалится на куски из-за гравитации….
Не спрашивайте меня, почему Свен захотел завести любимца, или почему он выбрал то, что выбрал. Я не психолог, но должен признать, что его выбор был очень разумен. Кларибел весила всего ничего, ее потребности в пище были исчезающе малы и ее не беспокоило, как большинство животных, отсутствие тяготения.
Я впервые узнал, что Кларибел на борту, когда сидел в свой кубической норе, как в шутку называли мой офис, проверяя технические документы, чтобы решить, какой пункт мы будем выполнять следующим. Когда я услышал позади музыкальный свист, я решил, что он исходит из интеркома, и стал ждать, какое за ним последует объявление. Его не было; вместо этого послышался длинный, сложный узор мелодий, что заставило меня оглянуться с такой поспешностью, что я забыл об угловатой балке как раз за моей головой. Когда звезды перестали взрываться перед моими глазами, я впервые увидел Кларибел.
Это была маленькая желтая канарейка, висящая в воздухе неподвижно, как колибри – и без малейших усилий, с крыльями, спокойно сложенными по бокам. Мы таращились друг на друга с минуту; затем, прежде чем я пришел в себя, она сделала любопытный переворот назад, на который, я уверен, не способна ни одна земная канарейка, и удалилась в несколько неспешных взмахов. Было совершенно очевидно, что она уже научилась действовать в отсутствие тяготения и не делала ненужной работы.
Свен не признавался несколько дней в своем праве собственности на нее, что не имело значения, потому что Кларибел была всеобщей любимицей.
Он провез ее контрабандой в последний рейс с Земли, когда возвращался назад – частично, как он утверждал, из научного любопытства. Он хотел посмотреть, как птичка будет себя вести, если лишится веса, но может использовать крылья.
Кларибел процветала и толстела. Время от времени у нас были небольшие хлопоты, как спрятать нашего незаконного гостя, когда нас навещали представители VIP с Земли. На космической станции больше потайных мест, чем вы можете сосчитать; единственная проблема была в том, что Кларибел была наиболее голосиста, когда была расстроена и мы должны были быстро придумывать объяснение любопытным пискам и свистам, доносящимся из вентиляционных отверстий и грузовых складов. Пару раз мы едва избежали опасности – но кому придет в голову искать канарейку на космической станции?
Мы теперь работали по двадцатичасовой вахте, которая не так плоха, как может показаться, поскольку в космосе вы мало нуждаетесь в сне. Хотя, конечно, здесь нет «дня» или «ночи», все-таки удобней придерживаться определенных промежутков времени. Когда я проснулся этим «утром», это ощущалось как 6:00 на земле. У меня была изводящая головная боль и смутные воспоминания о судорожном, беспокойном сне. Целую вечность я развязывал ремни своей койки и проснулся лишь наполовину, когда присоединился к дежурной смене в кают-компании. За завтраком было непривычно тихо и одно место пустовало.
«Где Свен?» спросил я, без особого беспокойства.
«Он ищет Кларибел,» ответил кто-то. «Говорит, не может найти ее нигде. Она обычно будит его.» Прежде чем я успел вставить, что обычно она будит и меня, Свен появился в дверях и мы заметили, что что-то случилось.
Он медленно разжал свою руку, и там лежал крохотный пучок желтых перышек с двумя сжатыми лапками, трогательно торчащими в воздухе.
«Что случилось?» спросили мы, все одинаково расстроенные.
«Я не знаю,» сказал Свен печально. «Я просто нашел ее такой.»
«Позвольте взглянуть на нее,» сказал Джок Дункан, наш повар-доктор-диетолог. Мы все ждали в молчании, пока он держал Кларибел у своего уха, пытаясь уловить сердцебиение.
