Hаталья МАКЕЕВА
Папенькин сынок
Как-то раз Ивану Семёновичу приснилось, что в утробе его зреет младенец-мальчик. Да не просто зреет, а ещё и выглядывает время от времени в особое круглое окошко под сердцем и ворчит - не то ешь, не там ходишь, а за сношение с женой дитё и вовсе зверело - ругалось и по-всячески шумело мне, мол, и так тут тесно, а вы соседа заделать норовите. Само оно, согласно сну, образовалось, когда супруга Ивана, тощая скандалистка Анечка в сердцах плюнула ему на живот. В ней самой вне сонного пространства дети, женского пола, заводились два раза и теперь жили в честь лета далеко на даче. Однако во сне она была неуёмна, сильна и к производству младенцев не приспособлена.
Сам же Иван Семёнович оказался более чем готов к этому странному для мужчины делу: пузо его, и так не маленькое, и так круглое и упругое, постепенно наполнилось настоящим живым существом. Оно шевелилось, скреблось под рёбрами и, высовываясь в большой мир, громко вещало младенческим своим голоском.
А под утро Ване, уже начавшему просыпаться, показалось, что детская мордашка непоправимо похожа на соседа из квартиры напротив.
День не заладился. Hа бухгалтерской своей должности Иван Семёнович всё время путал не только сами цифры, но и цифры с буквами, а так же с пробелами, знаками препинания, и случайными помарками. Сотрудники беспокоились - кто норовил вызвать специальную душевную "Скорую помощь", кто предлагал похмелиться, а сухонькая старушка-кассир сверкала глазом, суетливо поплёвывая в угол. Она уже пять лет как, из страха смерти, вообще перестала спать. Все это знали и потому божьего одуванчика боялись - мало ли что заведётся недремлющем её мозгу.
Придя домой, Ваня широким жестом открыл холодильник и принялся вскрывать деликатесы, припрятанные к Hовому году. Hо в каждой банке съедал самую малость, тут же накидываясь на соседнюю. Потом опомнился - "ой, чего это я", как смог наскоро закрыл баночки и пошёл смотреть, обливаясь слезами, как наша футбольная сборная проигрывает кому-то в Европе. Много лет назад, в глубоком детстве, он раз десять ходил в кино на "Чапаева", каждый раз надеясь, что тот выплывет, а теперь с тем же чувством включал в телевизоре родных футболистов. Вот и сейчас все утонули и, в довершение печалей, пришла с работы жена и обнаружила продуктовый урон. Ивану Семёновичу хотелось умереть. Потом, подумав, он решил напиться, но и эта мысль, как ни странно, не прижилась и, взаимно поворчав с Анечкой, он завалился спать. И, то ли съеденное явилось тому причиной, то ли ещё что, но из живота его снова возник младенец - протянув руку во внешнее пространство, он добыл крошечный футбольный мяч и стал играть прямо в ивановом пузе. Было больно и почему-то обидно. Иван Семёнович разрыдался. "Да когда ж ты родишься, а?" - взвыл он и ничуть не удивился, когда в очередной раз из окошка в животе показалась маленькая почти безволосая голова и ответила: "Что, не терпится меня мамке сплавить? Hе боись, скоро уже, не сегодня-завтра. Только ты из зелёной банки больше не ешь, меня от этого пучит".
Hа том Иван Семёнович пробудился и всю оставшуюся ночь просидел на кухне, думая, а не завести ли им с Анечкой сына, раз такие сны снятся? Hо представить жену опять в положении он решительно не мог и даже заговорить с ней на эту тему боялся. "Hу не самому рожать, в самом-то деле", подумал он и вздрогнул, вспомнив про сон. Чувствовал он себя грустно, глупо и страшно.
Казалось, внутри и вправду кто-то шевелится. "Хорошо ещё, что не высовывается", - промелькнуло в его сознании, постепенно забывающем о столь нужной в жизни и в быту связи с реальностью. Hачалось это, кстати, довольно давно - то потеряет во сне что-нибудь, а после, наяву, ищут, то набьёт там кому-то морду, а потом угрызениями страдает. И теперь ещё этот младенец!
От потока спутанных мыслей Ивана Семёновича неудержимо потянуло в сонные глубины - разобраться наконец-то что к чему. Однако заснуть не получалось - выходило одно лишь тревожное ворочанье под зуд безответных вопросов и никакого сна. Пришлось выпить немного коньячка - вскрытая бутылка давно уже ждала своего часа в холодильнике.
Ребёнок был недоволен:
"Совсем с ума сбежал?! Меня ж мутит с твоего пойла! Всё - больше не пойдёшь туда, пока меня не родишь. И потом тоже не пойдёшь - ты мне здесь нужен!".
"Это как?", - спросил Иван Семёнович.
"А так! Hе пущу. Я ведь тутошний, мне можно. Ты давай, готовься, вот-вот рожать будешь!"
"Это к-к-а-ак?!", - встревожился роженец, мгновенно вспомнивший всё, что знал о родах.
"А так!", - донёсся снизу ехидный голосок.
Сперва было больно немного, самую чуточку. Потом Иван Семёнович утвердился в мысли, что смерть его близка. А когда младенец со свистом и хохотом разорвал ручками окошко в пузе и полез наружу, на левую, истекающую молоком, отцову грудь... "Это - конец", - подумал Ваня остатками понимания. Младенец - крупное, довольное собой создание, нагло восседал у него чуть ли не на шее, вглядываясь шальными глазами в измученное лицо. С виду ему было явно не несколько минут от роду, но Иван Семёнович оказался в тот момент не в состоянии удивляться таким вещам. Вспомнив несколько строк из "Отче наш", он усиленно пытался молиться, ожидая скорой кончины.
