Я оторвал пальцы от скрипучей чёрной клавиатуры, неприятно подающейся под руками, и, выгнувшись, с ощущением тянущей боли в спине посмотрел в окно. Где-то там, в серо-голубом небе робко светило солнце, и даже не верилось, что наступил последний день лета. Но это было именно так, от осознания чего я почему-то почувствовал уныние и нежелание возвращаться к этому глупому письму, на которое были потрачены уже добрых три четверти часа. Пожалуй, стоит выйти прогуляться на набережную, покурить и немного развеяться — процедура, ставшая для меня практически ритуалом за последнее время. Да, самое лучшее решение, тем более что затёкшая шея и отдающая чем-то колючим спина, точно нуждались в непродолжительном отдыхе.
С сомнением посмотрев на висящую в шкафу напротив куртку, в которой, придя на работу пораньше, чувствовал себя вполне комфортно, я решил ограничиться пиджаком, небрежно переброшенным через спинку вертящегося стула. В конце концов, несмотря на резкое похолодание после аномально жаркого лета до сих пор не верилось, что буквально пару недель назад я изводился от духоты и смога, позволяя себе приходить в офис по пятницам в майке и шортах. Да, сейчас это казалось прямо-таки нереальным, пусть и пара сделанных фотографий всё-таки в какой-то мере подтверждала то, в чём вроде была уверена память. В любом случае хорошо, что обещанный в прогнозах на эту ночь ноль градусов, не подтвердился, что, как мне казалось, позволяло робко надеяться на бабье лето.
— Доброе утро! — раздался сзади негромкий знакомый голос, и, обернувшись, я увидел свою коллегу — молодую подтянутую девушку, которая была полновата и почему-то всегда очень коротко стригла ногти на своих и без того мальчишечьих пальцах-обрубках.
Она пришла на работу всего полгода назад, но уже успела сделать много такого, от чего о ней сразу же поползли разнообразные слухи, вылившиеся в однозначный вердикт коллектива — странная. Я ничего такого особенного не замечал, хотя однажды был удивлён, увидев, как она целует портреты кинозвёзд, вывешенные этажом ниже. В общем-то, ничего, конечно, в этом такого и не было, но прикосновение губ к пыльным, залапанным невообразимой чередой пальцев стёклам лично у меня вызывало брезгливость. Невольно подумалось, что вечером она ими же будет целовать своего молодого человека, если, конечно, таковой был, и мне точно не хотелось оказаться на месте этого счастливца. Впрочем, Маша точно не была в моём вкусе, поэтому я отмечал всё это про себя просто постольку поскольку.
— Ты не вниз собрался? — она сделала большие глаза, отчего стала напоминать смешного совёнка. — Можем спуститься вместе, мне как раз нужно занести в канцелярию бумаги.
Я знал, что она не курит, но имеет привычку стоять рядом, вдыхать дым и неизменно просить, чтобы кто-нибудь прикурил и дал ей сигарету. Маша держала её в руке, как говорится, за компанию, деловито стряхивала пепел и неизменно убеждала всех, что ей очень нравится этот запах, а некурящий мужчина в её сознании ассоциируется с голубым или больным человеком. На мой взгляд, весьма обидный и спорный подход, который, несомненно, был известен и всем некурящим мужчинам в нашем офисе, составлявшим подавляющее большинство. Поэтому не приходилось удивляться, что девушку недолюбливала далеко не только прекрасная половина коллектива, что, похоже, нисколько её не смущало. Кто-то, наверное, сказал бы, что Маша — просто дурочка, но я почему-то видел в этом силу воли и умение очень правильно реагировать на неприятные вещи. Это невольно вызывало уважение и, несмотря на однажды охарактеризованную ею мою персону, как «длинноволосый гуманоид», отнюдь не отбивало желания приятно и позитивно общаться.
— Хорошо, идёт! — улыбнулся я и тут же сделал шаг назад — Маша случайно наклонила пластиковый стаканчик, который сжимала почему-то большим и безымянным пальцами. Налитый в нём размыто пахнущий растворимый кофе потёк по её белой кофточке.
— Ой, вот неумёха… — расстроилась девушка и почему-то виновато посмотрела на меня. — Как думаешь, останутся пятна?
Я неопределённо пожал плечами и невольно отметил, как некрасиво смотрится кофе, налитое в один пластиковый стаканчик. Я всегда, чтобы не обжечься и добиться устойчивости, брал пару и уже привык к опрятному белому виду. Впрочем, для офиса было приемлемым всё — даже мешать сахар ножом или вилкой из-за постоянно заканчивающихся пластиковых ложек. Их почему-то выкладывали только один раз в день и считали вполне достаточным штук тридцать на коллектив в почти сто человек. Своеобразный подход, но наверняка за ним что-то крылось. Иногда я об этом размышлял и постоянно приходил к одному и тому же вопросу: если не экономия и равнодушие, то что же здесь быть ещё?
— Может, застирать? Поможет, если сразу?
Маша стала торопливо расстёгивать пуговицы, под которыми оказалась полупрозрачная белая рубашка, через которую ясно просвечивался широкий чёрный лифчик.
— Как думаешь, такой меня кто-нибудь захочет?
Как бы между прочим, поймав мой взгляд, спросила она и заулыбалась.
— Наверняка да. Уверен, ты это сразу поймёшь! — усмехнулся я и тут обратил внимание на необычный кулон, висящий на шее девушки, чем-то смахивающий на капсулу, жёлтого цвета и с какими-то странными неровными выемками, напоминающими поверхность плоских ключей повышенной секретности. Длинная тёмная нитка в нескольких местах грубо отпечаталась на коже, и я почему-то подумал, что лучше бы уж Маша носила кулон на маленькой каучуковом шнурке — так его будет всем видно и никаких проблем не будет. Впрочем, конечно, это было исключительно её дело, тем более, если речь шла о талисмане или чём-то подобном.
