Джон Барнс
Океан — всего лишь снежинка за четыре миллиарда миль отсюда
Джон Барнс является одним из наиболее плодовитых и популярных писателей, появившихся в 1980-е годы. Среди его многочисленных произведений романы «Миллион открытых дверей» («А Million of Open Doors»), «Мать штормов» («Mother of Storms»), «Орбитальный резонанс» («Orbital Resonance»), «Калейдоскопический век» («Kaleidoscope Century»), «Свеча» («Candle»), «Стеклянная земля» («Earth Made of Glass»), «Торговцы душами» («The Merchants of Souls»), «Грех происхождения» («Sin of Origin»), «Вино богов» («One of the Morning Glory»), «Такое большое и черное небо» («The Sky So Big and Black»), «Урановый герцог» («The Duke of Uranium»), «Принцесса орлиного гнезда» («A Princess of the Aerie»), «Во дворце марсианского короля» («In the Hall of the Martian King»), «Гаудеамус» («Gaudeamus»), «И несть им числа..» («Finity»), «Космический корабль Паттона» («Patton's Spaceship»), «Дирижабль Вашингтона» («Washington's Dirigible»), «Велосипед Цезаря» («Caesar's Bicycle»), «Человек, который опрокинул небо» («The Man Who Pulled Down the Sky»), а также две книги, написанные в соавторстве с астронавтом Баззом Олдрином: «Возвращение» («The Return») и «Встреча с Тибром» («The Encounter with Tiber»). Долгое время Барнс активно сотрудничал с журналом «Analog», а в настоящее время публикуется в «Jim Baen's Universe». Малая проза писателя представлена в сборниках «…и Орион» («…and Orion») и «Обращения и откровения» («Apostrophes & Apocalypses»). Не так давно издан новый роман «Армии памяти» («The Armies of Memory»). Рассказ «Призраки» («Every Hole is Outlined») вошел в двадцать четвертый выпуск «The Year's Best Science Fiction». Барнс живет в Колорадо и занимается семиотикой.
В предлагаемом вниманию читателей произведении автор переносит нас на Марс будущего, который человечество стремится превратить в подобие Земли. В этих обстоятельствах личное, профессиональное и идейное противостояние между людьми может оказаться опасным для жизни.
Проведя почти год на Борее, Торби теперь всерьез опасался агравитационной мышечной дистрофии, хотя ни на день не прекращал тренировок. Разве можно абсолютно доверять спортивной центрифуге, медицинской аппаратуре и, что самое непредсказуемое, собственной силе воли? Ведь как велик иногда соблазн сократить количество упражнений, словно бы невзначай снизить нагрузочные показатели, чтобы хоть на пару дней мышцы и суставы перестали ныть, — а потом опомнишься, и окажется, что ты уже месяц толком не занимался, а потому физически не готов к следующей высадке. Так он пропустил первую кальциевую бомбардировку Венеры — и все из-за того, что до этого в течение трех месяцев на орбитальной станции совсем не тренировался.
Считается, что легко наверстать упущенное, если усиленно заниматься на космическом корабле в условиях высокой гравитации, однако обычно корабли стартуют с ускорением полтора g, а в момент торможения перегрузки достигают четырех g, так что в течение полета можно только лежать и разве что слегка потягиваться. Да и большинство полетов, как правило, весьма непродолжительны. А нынешнее путешествие оказалось совсем коротким — ведь от Борея до Марса сейчас рукой подать.
Торби был почти счастлив, когда, сделав несколько шагов по вокзальной платформе, почувствовал, что его мышцы действительно готовы к марсианской гравитации. Ходить оказалось так же приятно, как и дышать чистым биогенерированным воздухом, в котором витали запахи кофе, жареного мяса, смазочного масла и пластика, любоваться розоватым светом вечернего солнца, заливавшего огромный вокзал, и глазеть на шумные толпы пассажиров.
Вернувшееся ощущение привычной весомости собственного тела доставило Торби такое удовольствие, что он едва не расхохотался. Некоторое время он просто стоял на платформе станции Олимп среди толпы альпинистов, планеристов и прочих туристов, и в розовом вечернем свете, озарявшем высокие своды вокзала, все вокруг казалось ему приветливым и замечательным.
В последний раз Торби прилетал на Марс лет десять назад. Так, обычная планета, как и прочие в Солнечной системе: он и прежде бывал здесь и знал, что еще наверняка вернется. Только домой он не мог возвратиться.
— Торби!
Из толпы вдруг возникла Леоа и махнула ему рукой. Он медленно направился к ней, все еще радуясь тому, что крепко стоит на ногах.
— Ну как, я похожа на себя? — спросила она. — Ты ведь, наверно, знаешь, что в протомедийную эпоху, когда технологи уже придумали многие средства записи и передачи данных, но еще не научились их комбинировать, существовал стереотип, что в жизни люди всегда выглядят лучше, чем на фотографии?
— Я довольно долго работал с протомедийными материалами — и изображениями, и звуковыми файлами. Лично мне кажется, тут все дело в том, что фотографии вряд ли можно польстить, сказав ей, будто она выглядит лучше, чем человек, изображенный на ней.
— Циник несчастный! — обиделась Леоа и показала ему язык. — Бе-бе-бе!
Даже дразнясь, она была очень красива. Ну да, какой уж есть. Циник, как и все тележурналисты. Таковы требования рынка к этой профессии.
