Владимир Митрофанов
Охотники на «кидал», или кооператив сыщиков
«И говорит им: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков»
(Матф. 4:19).
Ванечка Кошлов, которого в армии за глаза, да и не за глаза называли не иначе как «Кашалот», возлежал на диване и мечтал. И, по сути, если бы к нему вдруг, как в сказке, пришла топмодель и попросила: «Ванечка, трахни меня, пожалуйста!» — он этим предложением, конечно, с удовольствием бы воспользовался, хотя подумал бы при этом, что она явно ошиблась квартирами, но потом бы и не знал, что с этой моделью делать. Единственное, что бы спросил:
— Киса, хочешь есть?
Она бы спросила, распахнув свои огромные глаза:
— What?
И тут бы Ванечка скис окончательно.
А дальше неизвестно было что и делать. Даже просто в ресторан сходить (а ведь ее надо не просто вести, а на чем-то везти, а лучше всего на своей личной «шестерочке БМВ» или в «Ровере»), но даже и на такси у него не хватило бы денег, а потом надо было бы снова возвращаться в эту халупу, где он жил, и просить ее помыть грязную посуду. Тут даже и спать с ней было бы негде. Полутораспальный диван был продавлен чуть не до пола, а ночью в бок впивалась скрипучая пружина. Так что такой контакт был исключен просто по социальным причинам — он был бы просто невозможен по материальным соображениям.
Впрочем, заманить сюда супермодель да еще и заставить сказать такие нежные слова можно было разве только под угрозой долгой и мучительной смерти: «Иди, блядь, быстро тут же переспи с Ванечкой, а то мы убьем тебя нафиг, и всю семью твою и друзей тоже!»
У Ванечки были всего одни ботинки, один костюм, который ему родители купили еще на школьный выпускной вечер. Костюм тогда сидел на Ванечке свободно. Бережливая бабушка тогда сказала ему: «Еще тебе и на свадьбу пригодится!» Однако накачавшийся в армии Ванечка в тот костюм уже не влезал. Вроде совершенно и не изменился внешне, но шея стала толстая, да и плечи раздались.
Юный вид Ванечки иногда приводил к тому, что его в связи с очередным призывным периодом в метро стопорила милиция в, но, полистав предусмотрительно взятый с собой военный билет, с сожалением и удивлением отпускала. А служил Ванечка в N — ской бригаде внутренних войск. В общей сложности, наверно, полгода провел на блокпосту, иногда стрелял в темноту. Также участвовал в зачистках сел, чуть не обсираясь со страха, с оружием в руках входил во дворы и дома.
После армии как-то в электричке его, спящего, растолкала тетка-контролер, он показал льготный билет, она начала приставать: что за льгота. Ванечка пропищал еле слышно:
— Участник боевых действий.
— Чего? — оторопела контролерша.
Ванечка повторил уже громче.
Сидящий рядом на скамейках народ, разные там пенсионеры и дачники, покосились на Ванечку. Ветеран, сидевший напротив, чуть не закипел от негодования. Но это он зря: у Ванечки, между прочим, действительно была настоящая медаль «За отвагу».
Впрочем, внешняя застенчивость и юный вид Ванечки были обманчивы. Да, он имел невысокий рост. В армии он славился необыкновенной прожорливостью, при этом совершенно не толстея. Тут была какая-то особенность организма.
Кстати, Кашалотом его прозвали вовсе не из-за фамилии. Как-то группа «молодых» влетела в столовую, и дежурный офицер вдруг увидел, как невысокий румяный боец с огромной скоростью, почти не пользуясь ложкой и тем более вилкой (которой, впрочем, и не было), мгновенно всосал в себя целую миску макарон.
— Это черт знает что! — вслух изумился офицер, ранее такого никогда не видавший. — Настоящий кашалот!
Один сержант как-то чуточку опоздал, пришел, а там уже все съедено, начал разоряться: мол, Кашалота надо изолировать, ему не в коня корм, он все на гавно переводит!
Впрочем, после первого года службы это жор у Ванечки потихоньку прошел.
Многим знакомо это невероятное и прекрасное ощущение вернувшегося домой дембеля. Когда уже поздним майским вечером Ванечка шел по своей улице и снова ощущал запахи детства, то двор показался маленьким и квартира, куда он вошел, вдыхая родной запах, совсем крохотной. И первое чудесное утро, когда тебя никуда не гонят, и нет никаких построений и нарядов. Выспавшись, ты выходишь в ставшей тебе тесной одежде в родной двор, на свою улицу. Ты просто счастлив. Однажды, выйдя на балкон, случайно нюхаешь форму, которую мать повесила проветриться, и тебя до кончика прямой кишки снова продирает въевшийся в нее запах казармы. Еще тебе поначалу кажется, что весь мир твой, что все девушки должны смотреть только на тебя, но тут тебя неприятно поражает то, что этот самый мир как-то и без тебя прекрасно обходился все это время, да и сейчас до тебя никому нет никакого дела. И возникает вопрос: что делать дальше?
Деньги кое-какие Ванечка привез и поначалу, казалось, что немаленькие, но на гражданке они стали исчезать с огромной скоростью. Однажды заглянул в бумажник, только и сказал:
— Вот ебучка!
Потом буквально чуть не с лупой осмотрел все отделения бумажника и карманы джинсов — денег не прибавилось. Нашел в заднем кармане джинсов три десятки, засиненные контактом с тканью и порядочно измятые. И тому был рад.
